Асфальт - [112]

***

Миша не помнил, как он добрался домой. Он помнил, что сел в машину рядом с водителем, потому что Стёпа сел со своей избранницей сзади. Миша помнил, что сначала решили отвезти их, а потом уже его доставить домой. Они ехали. Он помнил, что ехали. Но в какой момент сознание погасло и он пропал из этого мира, Миша не помнил. Сознание просто сделало паузу.

Миша не то чтобы не помнил, он под пыткой не смог бы сказать, как он смог объяснить водителю, куда его нужно довезти, как он смог забрать ключи от машины и портфель из багажника, как он пытался дать денег человеку с фамилией Бйбик, а потом обнял его, когда тот наотрез отказался деньги взять. Как он зашёл домой и даже что-то говорил заспанной Ане… Но Миша всё это сделал, притом совершенно отсутствуя в этом мире.

***

Миша редко, очень редко напивался до беспамятства. Почти никогда. На самом деле это случалось с ним всего несколько раз, и то в тот короткий отрезок его жизни, когда он корчился от тоски, метался по огромной столице, из которой уехала его любимая женщина. Миша тогда сразу, с первого раза, понял, что ему не помогает этот проверенный, простой и понятный способ. Он тогда просто сильно устал от постоянных терзаний и отчаянья. К тому же Мишу в то время дома никто не ждал. Тогда Аня с Катей были далеко. Возвращаться в пустую квартиру ему было труднее всего. Он не хотел находиться там, где он лгал самому близкому и самому доверяющему ему человеку, быть там, где он, как ему казалось тогда, всё разрушил и сломал себе и своей жене жизнь, лезть на стены от полного непонимания, что делать со всем тем, что он натворил, что делать с тем, что он чувствует, и с тем, что как-то надо жить дальше. Ехать совсем пьяным к Юле Миша не решался. Но несколько раз ему удавалось найти кого-то, кто мог его выслушать, вытерпеть его разговоры, а главное, пить с ним. Тогда Миша и напивался до бесчувствия. Тогда ему было безразлично, где и как он будет спать, лишь бы не дома.

Он напивался тогда не для короткого веселья, даже не для отдыха, он напивался, чтобы отсутствовать, чтобы не быть.

Но в этот раз всё было по-другому. Его не мучила совесть, он давно уже не лгал, и дома всё было хорошо, а главное, налажено и спокойно. Миша пил в этот раз, и ему было радостно. Ему почти совсем удалось отогнать все сомнения, тревогу, горе и непонимание последних дней. Ему легко и решительно удалось отмахнуться от холодного и неожиданного страха, случайно свалившегося на него в виде голоса неизвестного ему человека, и угрозы, от этого голоса исходящей. Путаница мыслей, воспоминаний и горьких открытий вдруг распуталась, и стало хорошо. А потом сознание погасло. Погасло не сразу и не легко. Но оно погасло.

***

И Миша спал в своей постели, раздевшийся с Аниной помощью. Спал, шумно дыша пересохшим ртом. Но спал на подушке, укрытый одеялом. Спал у себя дома, где в соседней комнате тихо спали его дочери. За окнами и за двором, куда выходили окна, вдалеке непрерывно гудел проспект, по которому и ночью неслись и неслись машины. Миша спал в своей постели, раскинув руки, наполняя пьяным своим дыханием воздух спальни. Аня лежала на самом краю кровати, грустно думая о чём-то, и, привыкнув к темноте, смотрела в потолок. А Миша спал. Он спал в огромном городе и даже не знал, что спит. В его голове была тьма. Тьма полного отсутствия. Там не было снов, мыслей, желаний, воспоминаний – ничего. Там не было даже самого Миши. Он отсутствовал. Совсем.

***

Утра субботы для Миши не случилось. Он отсутствовал в субботу утром. Его возвращение в себя, а потом в этот мир было мучительным.

Он проснулся в полной тишине. Описывать спектр и гамму его физических ощущений было бы утомительно и многословно. Тот, кто знает, тот знает, кто не знает – не поймёт.

В этом Мишином возвращении в этот мир ничего нового для мира не было. Мир давно привык к этим возвращениям. И возвращающихся в этот мир уже давно ждут здесь разные шипучие, растворимые в воде таблетки, препараты и другие верные средства. Кому что помогает возвращаться в этот мир оттуда, где был Миша. Кому одно, кому другое, а кому всё вместе. Правда, нет в этом мире радикального и совершенного средства для полного и безболезненного возвращения. Но такова плата за отсутствие.

Мишино возвращение требовало серьёзной расплаты. Проще говоря, ему было очень плохо.

***

Когда он проснулся, дома не было никого, и было тихо. Миша не помнил, как он попал домой, но то, что он дома, он понял сразу. То, что никого, кроме него, дома нет, он выяснил чуть позже и встревожился бы, но было много других мучительных ощущений.

Потом он нашёл заботливо оставленные Аней возле кровати на тумбочке специальные, уже проверенные на практике таблетки и стакан воды. Там же лежала записка, заботливо написанная большими буквами и поэтому короткая: «Мы уехали в кино. По пустякам не звони».

Миша смог приступить к первым восстановительным процедурам далеко не сразу. Потом приступил и проделал некоторые прежде, чем смог взглянуть на часы. Было около двух часов дня.

Когда Миша принимал прохладный, почти холодный, душ, он стоять не смог, он присел на корточки, а потом совсем сел на дно ванны, да так и сидел долго, дрожа и постанывая. Он слышал, что за дверью ванной надрывается домашний телефон. Этот телефон звонил редко. Миша не нашёл в себе сил выползать из-под душа и мокрым идти к телефону. Телефон трезвонил долго. Но по этому телефону Мише практически никто и никогда не звонил. По нему могли позвонить только Ане. Миша остался сидеть под душем и дрожать. А телефон затих.