Асцендент Картавина - [39]
— Если бы я слышала эту песню, разве вышла бы за такого урода!
Стараясь ее не побеспокоить, я выбрался бочком в проход между лавками и вышел в тамбур. Мимо проплывали невнятные постройки, за ними набежал перелесок, сменившийся тянущимся к горизонту полем. Над его дальним краем всходила огромная оранжевая луна. Женщина за стеклом раздвижной двери уже рыдала навзрыд.
Как мало надо, чтобы в корне все изменить! — думал я. — Услышать как поет Эдит Пиаф, перекинуться с незнакомцем словом, встретиться глазами. Где-то совсем рядом, не пересекаясь с нашей, идет другая, радостная жизни, надо только научиться жить и не побояться сделать шаг…
Охрипший динамик под потолком объявил название станции.
Я вздрогнул. Как? Уже?.. Но я же не готов! Я только согрелся, мне еще ехать и ехать! Это какая-то ошибка…
Электричка начала притормаживать. Замедляя бег, мимо прополз выкрашенный в два тона зеленым, решетчатый забор. Двери зашипели и разошлись в стороны.
Я задержал дыхание и, как в бескрайнее небо парашютист, шагнул в разверзшееся передо мной пространство.
Странная какая-то досталась мне память, жизнь свою и то помню кусками, а вот расстояние от дома Раскольникова до старухи-процентщицы запомнил: семьсот тридцать шагов. Я тоже стал считать, но очень скоро сбился. Сначала постоял на платформе в стороне от фонаря, покурил, подождал пока скроются из глаз те немногие, что вместе со мной сошли с электрички. Такой предосторожности по моим понятиям требовала конспирация, с которой я был знаком по детективам. И только потом углубился в полутьму деревенской улицы. Возможно это был дачный поселок, не знаю, только лай собак сопровождал меня неотрывно. На краю по осеннему высокого неба зависла потерявшая сырный цвет луна, холод ночи заползал за воротник, Я поднял его и ускорил шаг. В голове в такт движениям звучали собственного сочинения стихи. Я написал их для Алены и прочел, когда она однажды согласилась погулять со мной в парке.
Потом невзначай выяснилось, что Лена их запомнила и рассказала о нашей прогулке Хлебникову. Смеялись, наверное, надо мной, от последней строки действительно попахивало плагиатом. Я мог бы без труда ее переделать, но не хотел. Будь жив Александр Сергеевич, он бы меня простил, тоже был не безгрешен, позаимствовал «гения чистой красоты» у Жуковского. С большими художниками такое случается. Да и сам я в то время был смешон: худой, длинный, читая стихи, размахивал руками и, как все поэты, подвывал.
Занятый своими мыслями, развилку дороги я промахнул, пришлось возвращаться. Свернул, согласно обстоятельно составленному плану, на убегавшую в лесок тропинку, и углубился в чащу деревьев. Земля под ногами влажно проминалась и раздражающе остро пахла. Заморозков еще не было, и листва, изрядно пожелтев, держалась на ветках. Продвигаться вперед пришлось едва ли не на ощупь, однако стоило мне выйти на поляну, как мир вокруг погрузился в море холодного, серебристого света. С этого места можно было либо идти по поселку, либо обойти его стороной и тогда очутиться непосредственно у дома Хлебникова, что я и выбрал.
Крайним в ряду скрывавшихся за заборами коттеджей, оказался большой, огороженный каменной стеной участок. Чтобы успокоиться и привести в порядок дыхание, я привалился плечом к березе и принялся наблюдать за залитой из конца в конец асфальтом улицей. Она была пуста. Высокая ограда по сторонам делала ее похожей на каньон. Распластавшиеся по земле тени казались угольными. Тишина в природе стояла удивительная, только где-то вдали еле слышно простучала колесами электричка.
На столбе должна быть телекамера, прикидывал я, вспоминая виденные фильмы про ограбления, к этому надо быть готовым. Надвинул на глаза кепку и крадучись приблизился к воротам. Толкнул врезанную в одну из створок дверцу, она оказалась не запертой. Вступил во двор, огляделся по сторонам. Собак, чего боялся, не было. Дом стоял в глубине огороженного стеной прямоугольника, его крыша в лунном свете отливала серебром… Даже с расстояния я мог различить мельчайшую деталь незамысловатой архитектуры. За окнами царила темнота и лишь в одной из комнат горел приглушенный свет. Судя по силуэтам растений, а стекла доходили едва ли не до пола, это был зимний сад.
Двигаясь по выложенной плиткой дорожке, я подошел уже к крыльцу, как неожиданная мысль заставила повернуть назад. Пришлось выскользнуть за ворота и, натянув перчатки, стереть с массивной ручки отпечатки. Возможно, я ее не трогал, только памяти своей уже не доверял. Тонкая резина неприятно холодила руки, на этот раз, чтобы никто не помешал, закрыл дверь изнутри на задвижку. Вернулся к дому. Парадный вход был заперт, но иного трудно было ожидать. Беззвучно крадясь вдоль стены, я перепробовал все окна, ни одно не поддалось. К тому же все они были забраны стальной, в палец толщиной решеткой. Завернул за угол. Мозг работал, как компьютер, чувства обострились. Тыльной стороной дом выходил на лес, здесь же находился забитый березовыми поленьями дровяной сарай. От него шла вытоптанная на траве газона дорожка. Маленькая дверь, в которую она упиралась, была моей последней надеждой.
Николай Дежнев (Попов) — выдающийся современный писатель. Российские критики часто сравнивают его с Михаилом Булгаковым, зарубежные — с Кастанедой или Маркесом. И это неслучайно: реальность в его произведениях часто граничит с философией и мистикой.«Принцип неопределенности» — третья книга трилогии (первая — роман «В концертном исполнении», издавался в России, США, Франции, Германии, Испании, Голландии, Норвегии, Бразилии, Израиле и Сербии, вторая — роман «Год бродячей собаки», изданный в России). В них рассказывается о судьбах трех молодых людей, каждый из которых идет своей дорогой.В романе «Принцип неопределенности», как и в двух других, автор предлагает свою собственную концепцию устройства мира.
Рассказ опубликован в книге «Игра в слова», издательство Время 2005 г., в авторском сборник в серии «Библиотека Огонька», 2008 г.
Сергей Денников, герой нового романа Николая Дежнева обладает несомненным талантом: он с легкостью придумывает различные способы манипулирования людьми, чем за щедрую плату пользуются в своих интересах нечистоплотные политики, владельцы масс-медиа, рекламодатели и прочая влиятельная публика, воздействующая на умы доверчивых россиян. В результате драматического поворота сюжета герой попадает в ловушку собственного дара… Роман написан зло и остроумно, чистым и гибким русским языком, нечасто встречающимся в нашей современной литературе.Николай Борисович Дежнев (р.
Николай Дежнев — выдающийся современный писатель. Российские критики часто сравнивают его с Михаилом Булгаковым, зарубежные — с Кастанедой или Маркесом. И это неслучайно: реальность в его произведениях граничит с философией и мистикой. «Дорога на Мачу-Пикчу» — глубокий роман о ценностях жизни человека, реалистическое, полное юмора и фантазии повествование о его внутреннем мире, о путешествии на границу двух миров. «Мачу-Пикчу» — это символ, поразивший воображение ребенка, поверившего, что, как бы трудно ему ни пришлось, есть такое место на Земле, где можно быть самим собой и обрести счастье…
Главный герой — самый обыкновенный человек, но так уж вышло, что именно на него указал Маятник Всемирного Времени, а когда происходит ТАКОЕ, то себе ты уже не принадлежишь — слишком многое начинает зависеть от каждого твоего шага и лишь опыт предшествующих жизней может помочь не оступиться.
Две женщины — наша современница студентка и советская поэтесса, их судьбы пересекаются, скрещиваться и в них, как в зеркале отражается эпоха…
Жизнь в театре и после него — в заметках, притчах и стихах. С юмором и без оного, с лирикой и почти физикой, но без всякого сожаления!
От автора… В русской литературе уже были «Записки юного врача» и «Записки врача». Это – «Записки поюзанного врача», сумевшего пережить стадии карьеры «Ничего не знаю, ничего не умею» и «Все знаю, все умею» и дожившего-таки до стадии «Что-то знаю, что-то умею и что?»…
У Славика из пригородного лесхоза появляется щенок-найдёныш. Подросток всей душой отдаётся воспитанию Жульки, не подозревая, что в её жилах течёт кровь древнейших боевых псов. Беда, в которую попадает Славик, показывает, что Жулька унаследовала лучшие гены предков: рискуя жизнью, собака беззаветно бросается на защиту друга. Но будет ли Славик с прежней любовью относиться к своей спасительнице, видя, что после страшного боя Жулька стала инвалидом?
В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…
История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.