Арзамас-городок - [26]
Стихло в бунташных селениях… Однако, несмотря на такую трагическую концовку жизни Емельяна Ивановича Пугачева, кой-кто польстился на славу предводителя крестьянской войны. И вот снова объявляется «Петр Федорович».
Сохранился сказ о нем: «Кабачок „Ямка“ стоял около дома Подсосова-купца близ церкви Введения во второй половине XVIII века. На Арзамасской площади свершилась казнь, рубили голову какому-то чернухинскому дьякону, называвшему себя Петром III. Отрубленная голова была выставлена на железном пруте и долго наводила страх на легковерных людей. Спустя долгое время, под фундаментом дома Подсосова, где находился кабачок „Ямка“, вырыт череп. Череп этот будто бы принадлежал казненному дьякону-самозванцу».
Бунт «беспощадный и жестокий» давно кончился, но народ все еще жил будоражливой памятью о нем. Арзамасцы, спустя и сто лет, говоря о какой-нибудь старинной вещи, определяли давность ее словами: «Она ведь бунт помнит!»
В своей «Истории Пугачевского бунта» А. С. Пушкин писал: «Пугачев скитался… по степям. Войска отовсюду окружали его». Пугачев не имел средств выбраться из сетей, его стесняющих. Его сообщники, с одной стороны видя неминуемую гибель, а с другой надежду на прощение, стали сговариваться и решились выдать его правительству.
14 сентября они прибыли в селение тамошних староверов.
Пугачев сидел один в задумчивости. Оружие его висело в стороне. Услыша вошедших казаков, он поднял голову и спросил, чего им надобно. Они стали говорить о своем отчаянном положении и, между тем тихо подвигаясь, старались загородить его от висевшего оружия. Пугачев начал опять их уговаривать идти к Гурьеву-городку. Казаки отвечали, что они долго ездили за ним и что уже ему пора ехать за ними. «Что же? — сказал Пугачев. — Вы хотите изменить своему государю?» «Что делать!» — отвечали казаки и вдруг на него кинулись… Пугачев успел от них отбиться. Они отступили на несколько шагов. «Я давно видел вашу измену», — сказал Пугачев и, подозвав своего любимца Илецкого казака Творогова, протянул ему свои руки, сказал: «Вяжи!» Творогов хотел ему скрутить локти назад. Пугачев не дался. «Разве я разбойник?» — говорил он гневно. Казаки посадили его верхом и повезли к Яицкому городку… Однажды нашел он способ высвободить руки, выхватил саблю и пистолет, ранил выстрелом одного из казаков и закричал, чтоб вязали изменников, но никто уже его не слушал. Казаки, подъехав к Яицкому городку, послали уведомить о том коменданта.
… Пугачева привезли прямо на двор к графу Панину… «Кто таков?» — спросил он у самозванца. «Емельян Иванов Пугачев», — отвечал тот. «Как же смел ты, вор, назваться Государем?» — продолжал Панин. «Я не ворон, — вздохнул Пугачев, играя словами и изъясняясь по своему обыкновению иносказательно, — вороненок, а ворон-то еще летает».
Начались глумления, издевательства и даже истязания во время допросов. Наконец, 25 октября в слякоть и стужу под конвоем драгунского полка Емельяна Ивановича повезли из Симбирска в Москву.
В Арзамасе драгунский полк ночевал. Сохранились воспоминания А. К. Орешникова, как арзамасцы пришли посмотреть на «Пугача»: «Клетка с Емельяном Пугачевым стояла во дворе дома купца Сулимова. Чуть не все жители перебывали тогда на этом дворе… Рассказывают, что приплелась какая-то старая барыня, и захотела она Емельяна пожурить за „душегубство“. Страшно взглянул на нее Пугачев, звякнул кандалами, и бедную старуху вынесли замертво».
Это сообщение А. К. Орешникова легло в основу стихотворения арзамасского поэта Александра Плотникова:
ПОСЛЕДНЯЯ ДОРОГА
… Предположительно, Емельяна Ивановича Пугачева провезли через Арзамас 8–9 ноября 1774 года.
А. С. Пушкин со слов свидетеля рассказывал: «Он был в оковах. Солдаты кормили его из своих рук и говорили детям, которые теснились около его клетки: „Помните, дети, что вы видели Пугачева“… В Москве встречен он был многочисленным народом, недавно ожидавшим его с нетерпением и едва усмиренным поимкою грозного злодея. Он был посажен на Монетный двор, где с утра до ночи в течение двух месяцев любопытные могли видеть его прикованного к стене».
