Арзамас-городок - [156]

Врачи советовали ему съездить на кумыс в Самару, но запоздали со своими советами. Павел Михайлович Третьяков перевез Василия Григорьевича на свою дачу в Подмосковье, оттуда перевезли Перова в имение князя Голицина в Кузьминки, где 29 мая 1882 года художник и умер.

Хоронили его в Москве на кладбище Данилова монастыря. Там нашли свой вечный покой многие деятели русской культуры: Гоголь, Хомяков, Языков, Николай Рубинштейн и другие.

Ученики несли гроб на руках. — На похороны пришло очень много народа.

Надгробное слово говорил Архип Иванович Куинджи от имени своих друзей-передвижников.

Толпа у могилы расступилась — явился прямо с поезда запоздавший Дмитрий Васильевич Григорович — писатель, секретарь Общества поощрения художеств. Высокий красивый старик, смущенный тем, что запоздал, на ходу сбросил плащ, одной полой тот упал в могилу…

В прощальной речи Григорович выразил мысли тех, кто пришел проститься с великим мастером:

— Перов первый из художников познакомил нас с передовым направлением в живописи, кроме того, Перов — живописец-поэт. Поэзия его — это задушевность, он поэт чувства, поэт душевных движений…

Через год, в 1883 году, в «Вестнике изящных искусств» о Василии Григорьевиче Перове сказаны были самые верные слова: «Перов — это Гоголь и Островский, Достоевский и Тургенев русской живописи, соединенные вместе… Он всегда останется не только родоначальником настоящей бытовой живописи у нас, но и великим художником-поэтом задушевных движений вообще. В этом его главное значение в истории русского искусства, и едва ли кто сможет оспаривать у него пальму первенства в том…»

ЛЕТОПИСЕЦ

«Добро, если оно сделано, так добром и останется».

Н. М. Щегольков.

1.

10 апреля старого стиля 1852 года Глафира Сергеевна Скоблина, опустив глаза долу, подарила своему жениху — купеческому сыну Михаилу Федоровичу Щеголькову, довольно большую записную книжку, обложенную плотной серебряной бумагой и вшитую в сафьяновые корки. Верх оных оказался расшитым цветным бисером «с изображением родных эмблем».

Михаил Федорович с любовью хранил этот подарок и вписывал в него важнейшие события из жизни своей семьи. Позднее, в свой черед, это делал его сын, внук и правнук.

Листаем пожелтевшие, но еще и сейчас крепкие страницы… 11 мая 1852 года Михаил и Глафира сочетались законным браком. Вскоре начались радостные записи о прибавлении семейства. Но тут же и скорбные. И, если уж итожить, то по 1865 год родители потеряли пять сыновей, из них трое нарекались именем Сергей… Знать, в греховное искушение впадали самонадеянные супруги Щегольковы и, как видим, жестоко наказывались… Росли, остались жить только Николинька да еще Варюша, что порадовала своим появлением на свет в 1873 году.

Николинька, а он родился 18 апреля 1856, года, рос слабеньким. Мать души в нем не чаяла, убивалась, глядючи на чадо милое: два с половиной годика, а все-то еще не ходит… Однажды, уповая на Бога, Глафира Сергеевна повезла сыночка в Ильинскую церковь и приложила его к знаменитости Арзамаса — чудотворному, животворящему Кресту… Вернулись из храма, сели пить чай, а Николинька запросился на пол. Опустили на ковер, как-то забылись за разговором старшие — глядь, а малыш-то — не чудо ли чудное, цепляясь за те же стулья — пошел!

Случай этот, после не раз рассказанный матерью, не только запомнился, но особо запал в ребячье сознание, со временем наполнился особым содержанием и многое определил в становлении личности Николая Щеголькова.

Известная русская писательница, исповедница демократических устремлений своего времени Мария Семеновна Жукова, а выросла она в Арзамасе, в своей повести «Инок» писала:

«Главное население Арзамаса составляло купечество деятельное, оборотливое, трудолюбивое… Главною чертою, отличавшею его, была набожность, которой церкви были обязаны своим богатством, а город многими благотворительными учреждениями».

Эти слова, относящиеся к концу 30-х годов прошлого века, вполне объясняют обстановку, в которой рос Николинька Щегольков, в свое время окончивший городское училище.

Он был очень одинок: поиграть в большом двухэтажном доме не с кем. Родитель в постоянных разъездах по своим торговым делам, старшие братья так рано уходили из жизни, что в памяти о них оставался лишь скорбный материнский плач.

Как-то прислушался к разговору — тихий ручеек этого разговора перемешивался с домовитым посапыванием самовара на столе в гостиной: мать говорила с приезжей дамой о старине, о близких и дальних родичах.

— А кто у меня дедушка? — поднимая на родительницу пытливые глаза, спросил мальчик.

— По старым памятям — хороший человек! — успокоила сынишку Глафира Сергеевна.

Однажды летом, томимый желанием — желание это уже покоя не давало, увязался за чьей-то груженой телегой, перешел деревянный мост через Тешу. За большим белым храмом и высокой шатровой колокольней старых времен, свернул направо, на Попов остров, а там — рукой подать до Пушкарской слободы.

«Так вот откуда мой дедушка Федор Иванович,» — тихо порадовался Николинька и, поглядывая на зеленые луговые дали, на синюю горбушку Высокой горы, теплой летней дорогой заторопился к домам.