Артуш и Заур - [74]
— Ты называешь это жизнью? Знаешь, что мне кажется? Может мы уже умерли и живем в аду?
— В каком смысле?
— Отбываем сейчас грехи из прошлой жизни здесь, в месте под названием «Земля». Ты по одну сторону фронта, я по другую. А нам кажется, что мы живем. Живем, и когда-нибудь умрем… На самом деле, мы давно мертвы.
— Что с тобой происходит?
— И сам не знаю… Кажется, я впадаю в депрессию. Ереван депрессивный город. А жизнь… по-моему просто симулякр.
— С этим я согласен — и жизнь, и войны, да и машины, небоскребы, супермаркеты. Да, самый большой симулякр — наши отношения. Но Ереван все равно навевает депрессию.
— Что-то изменилось в наших отношениях?
— Ты о чем это?
— Спрашиваю. Может я чего-то не знаю? Говори открыто.
— Ты становишься параноиком. Ничего не изменилось, и не могло.
— Но твой голос не такой как всегда. Я чувствую, что что-то не так.
— У меня умерла тетя. Я ее очень любил.
— У тебя была тетя в Ереване?
— Да. Наша материнская сторона из Ехегнадзора.
— Даже не знаю что сказать…
— Можешь ничего не говорить. Тетя Сирушо очень помогла нам, когда мы бежали из Баку. Она и без нас жила тяжелой жизнью. Так и не вышла замуж. С восьмого класса работала с бабушкой на ферме дояркой. Была лауреатом премии Ленинского Комсомола. Сгноила жизнь в совхозе имени «Сорокалетия Советской Армении».
— Я понимаю тебя, Артуш.
— Я вижу, ты хочешь меня утешить, но вряд ли ты меня понимаешь.
— Ты прав…
— Обиделся?
— Нет, нет. Просто не думал, что все будет так сложно.
— Что именно?
— Что все так сложится — что не встретимся, и даже говоря по телефону, будем следить за каждым словом. Я понимаю твое горе, но я совершенно по-другому представлял свою поездку в Ереван. Мои надежды не оправдались.
— Думал, что прогуляемся по Еревану, съездим вместе на природу, даже в гостинице будем жить в одном номере, а платить за все будет Борис?
— Да, примерно так и думал. Ты прав.
— Зря… Мы можем увидеться в Тифлисе. Примерно через месяц я закончу все свои дела, и могу приехать в Тифлис аж на целых две недели. А ты?
— Может быть. Значит, до следующего свидания мне надо ждать целый месяц?
— Ты и сам знаешь, что если бы у меня была возможность приехать раньше, я бы это сделал.
— Хорошо, Артуш. Да будет так. Аминь!
Заур раздраженно бросил трубку и подошел к окну. Он смотрел на свет фар проносившихся мимо гостиницы машин и громко рыдал. Вдруг вытащил из кармана мел, захваченный в Баку, в школе № 2, раскрошил его и высыпал на пол.
Ереван не принес ему облегчения.
Утром, в восемь часов его разбудил стук в дверь. Колотивший с завидным упорством Артур, будил гостя из Азербайджана к завтраку. Заур, который после разговора с Артушем плохо спал и видел всю ночь кошмары, про себя проклинал Артура, но был рад тому, что тот избавил его от мучений. Он приоткрыл дверь, и посмотрел на охранника воспаленными глазами:
— Максимум через полчаса буду в ресторане. Сам спущусь, не беспокойтесь. Убегать никуда не собираюсь.
Артур иронично улыбнулся.
— Отсюда невозможно убежать. У нас и на улице люди.
Сказав это, он гордой походкой направился к лестнице.
Заур обругал себя, затем Бориса за то, что приехал в Ереван и захлопнул дверь. «В самом деле, зачем я приехал. В жизни еще не было более нелепой поездки. Еще Артуш из себя неизвестно что строит. Если на него так повлияла смерть тетки-доярки Сирушо, значит все еще хуже, чем я думал».
Он принял душ и оделся. Торопиться было некуда. Он даже вышел на балкон, посмотреть на утренний Ереван. Вершина армянского вожделения — гора Арарат, во весь рост поднималась над горизонтом. Слова Сталина: «Армяне будут видеть Арарат, но никогда до него не прикоснуться» продолжали быть актуальными. Заур еще раз посмотрел в зеркало, размял шею, вышел из комнаты и не торопясь, спустился в ресторан.
Кроме него, все, включая не живших в гостинице Паруйра, Сергея, Бориса и Георгия, сидели за большим столом на двадцать персон, и с аппетитом ели. Артур, увидев Заура, довольно кивнул два раза головой и продолжил беседу со своим напарником. Сидевшая между Степаном и Борисом Гюлай засмеялась:
— Почему это мой переводчик так опаздывает?
Заур даже не посмотрев в сторону Гюлай, подошел к столу, сказал всем «приятного аппетита» и сел на свободное место рядом с Давидом. Лицо Гюлай посерело, но она промолчала. Турчанка была обескуражена. Опустив голову, стала ковыряться в оливках на своей тарелке. Как только официант принес Зауру чай, Давид, слегка нагнувшись в его сторону, прошептал:
— Я положил травку на балкон, на солнце. До вечера высохнет. В крайнем случае, завтра покурим.
— Может не стоит. Это рискованно.
— Не говори глупостей. Что еще делать в Ереване, как не курить? Не видишь как здесь скучно. С ума схожу со вчерашнего дня. А вот и жертва геноцида идет! Готовься переводить, — и Давид мотнул головой в сторону двери.
Заур посмотрел в этом направлении и увидел вчерашнего повествователя, Ару.
— Только его не хватало. Теперь будет отравлять нам завтрак. И охота же ему с утра, пораньше тащиться в ресторан.
Борис понял, о чем они перешептываются и подмигнул:
— Не беспокойтесь. Сегодня не дадим ему так долго говорить. Если что, переводить буду я.
Рассказы повествуют о жизни рабочих, крестьян и трудовой интеллигенции. Герои болгарского писателя восстают против всяческой лжи и несправедливости, ратуют за нравственную чистоту и прочность устоев социалистического общества.
Школьники отправляются на летнюю отработку, так это называлось в конце 70-х, начале 80-х, о ужас, уже прошлого века. Но вместо картошки, прополки и прочих сельских радостей попадают на розовые плантации, сбор цветков, которые станут розовым маслом. В этом антураже и происходит, такое, для каждого поколения неизбежное — первый поцелуй, танцы, влюбленности. Такое, казалось бы, одинаковое для всех, но все же всякий раз и для каждого в чем-то уникальное.
Кира живет одна, в небольшом южном городе, и спокойная жизнь, в которой — регулярные звонки взрослой дочери, забота о двух котах, и главное — неспешные ежедневные одинокие прогулки, совершенно ее устраивает. Но именно плавное течение новой жизни, с ее неторопливой свободой, которая позволяет Кире пристальнее вглядываться в окружающее, замечая все больше мелких подробностей, вдруг начинает менять все вокруг, возвращая и материализуя давным-давно забытое прошлое. Вернее, один его ужасный период, страшные вещи, что случились с маленькой Кирой в ее шестнадцать лет.