Артуш и Заур - [64]

Заур застегивая ширинку, смотрел на то выпирающий, то исчезающий кадык пьющего минералку старика. Он не выспался, голова слегка болела и, ему хотелось, выпив большую чашку кофе, поспать 2–3 часа и все забыть. Старик, заметив, что веки его тяжелеют, заботливо предложил:

— Ляг, поспи, сынок. Встанешь, когда поезд будет на грузинской стороне.

Заур промычал что-то обозначавшее благодарность, положил голову на подушку и тут же уснул.

Когда грузины с шумом остановили поезд в Гардабани, Заур вскочил с места. Вагон оживился. Грузинские женщины начали бегать туда-сюда, одни заходили в купе с большими сумками выходили налегке, другие наоборот. Заур сначала не понял, что происходит. Мохлет объяснил:

— Это — челноки. Возят товар из Баку, с аэропортовской толкучки. А грузинская таможня берет с них пошлину — покачав головой, старик продолжил, — Самый грязный представитель моего Азербайджана, для меня роднее миллиона самых лучших иностранцев. За любого жизнь отдам — и плохого, и хорошего. Непонятые мерзавцы пятой колонны то и дело поливают народ грязью, матерят его. Ненавижу этих людей: родина — это Родина, нация — Нация, сынок. На все готов ради своего Народа, Нации, Родины.

В это время грузинские таможенники и пограничники, в прямом смысле слова, ввалились в их вагон, и стали орать так, что Заур имел все основания подумать, что «Революция Роз» явно еще не докатилась до грузино-азербайджанской границы. Грузины, кричащие на путешествующих в солнечную Грузию, грубо требующие предъявить паспорта и предоставить к осмотру багаж, своим поведением в одночасье развеяли устоявшийся миф о кавказском гостеприимстве. Странно было и то, что наряду с азербайджанцами, они так же уничижительно относились и к своим сородичам. Более того, «своим» оскорбления раздавались щедрее. Сбрасывая, на перрон товар, закупленный спекулянтами в Баку, маршируя по вытащенным из сумок и мешков рубашкам и нижнему белью таможенники, раздевали женщин, проверяли — не одето ли на них по несколько кофт и рубашек сразу.

Проводник уловил взгляд Заура, смотревшего на происходящее на перроне с отвращением и ужасом:

— Так стало после Саакашвили. Теперь мы тут часа на три застряли. Раньше, хоть, взятку давали, чтобы не морочили. А сейчас денег не берут, но народ мучают. Хочешь, садись на такси, максимум через час будешь в Тифлисе. Это не дорого, — сказал он, показав на стоявшие в конце перрона и ожидавшие своих клиентов машины.

Заур поблагодарил проводника за совет и вернулся в купе, признавшись себе впервые в жизни, что и у взяточничества есть положительная сторона. Ведь, если бы эти люди брали мзду, пассажиры не потеряли бы столько времени и нервов, а госслужащие были бы в хорошем настроении, в общем, уровень обслуживания был бы выше. Зауру хоть и не хотелось вначале верить в «пророческое предсказание» проводника, но проходившие один за другим часы, доказали бессмысленность и недальновидность его решения остаться в поезде. Кондиционеры уже не работали и вынужденные ждать из-за нескольких женщин-челноков, обливающиеся потом пассажиры, то и дело сходили с поезда, умывались у источника рядом с сигаретным киоском, и наполнялись лютой ненавистью к виновницам происходящего.

Наконец, проверка закончилась, таможенники и челноки смолкли и поезд тронулся. Заплатив все до копейки по всем установленным пошлинам, проигравшие сражение женщины, осев в купе, громко на грузинском покрывали проклятиями таможенников. Когда и этот гомон стих, Заур хотел было еще поспать, но выйдя сначала покурить, затем посетив туалет, решил, что до Тифлиса осталось совсем чуть-чуть, и, вставив сим-карту грузинского сотового оператора, стал дожидаться звонка.

Ждать пришлось недолго. Ровно через десять минут позвонил грузинский участник ереванской конференции, сотрудник газеты «Реалии Грузии» — Давид Чихладзе, который по просьбе Бориса Навасардяна, должен был встретить Заура на тбилисском вокзале. Давид узнал у Заура номер его вагона и заверил его в том, что до Садахло они поедут вместе.

Не успел поезд подойти к вокзалу, как женщины-челноки направились к выходу, таща за собой громадные тюки и сумки. Заур усталый, сонный, голодный, поплелся за ними. Спустившись, он попрощался с Мохлетом, и сразу же заметил Давида, ковырявшегося в телефоне.

Знакомство с Давидом произошло в 2005-ом году перед парламентскими выборами в Азербайджане. Приехавший освещать события Давид, с уверенностью ожидал революции по окончанию выборов, поэтому задержался в Баку еще на десять дней, но вынужден был вернуться в Тифлис несолоно хлебавши. Давид положил телефон в карман, подошел к Зауру, сильно хлопнул его по плечу и сказал:

— Здравствуй, дорогой. Добро пожаловать.

— Здравствуй, Давид. Рад тебя видеть. Извини, что пришлось тебя беспокоить.

— Идем, идем. Какое еще беспокойство! Я же все равно тоже еду в Садахло. Но я на тебя обижен. В прошлом году, ты был в Тбилиси и даже не позвонил.

Заур не знал что ответить. То, что он, не позвонил и не встретился с Давидом, и в самом деле было не красиво. Но как объяснить ему, что те несколько дней, проведенные им в Тифлисе были для него на вес золота, и каждая его секунда здесь была посвящена Артушу.