Артуш и Заур - [38]

А уходить им не хотелось. Они скинули полотенца и сидели, в чем мать родила, за низким столиком. Вино, как и вчера, лилось рекой, и они пьянели сильнее вчерашнего. Теперь они смотрели друг на друга совершенно другими глазами. В этих глазах был вопрос, ожидание, сомнение, и даже … страсть. Будто каждый из них крутился в воронке неиспытанных чувств и ожидал эту страшную искорку — момент истины.

Момент истины не заставил себя долго ждать…

* * *

Здесь, в Тифлисе, совершалась церемония высшей любви, безграничная как голубое море и бесконечная, как голубое небо. И этот Праздник Любви не был случайным. В эту ночь должны были исчезнуть все границы, и они исчезли. Вражда, конфликты, склоки испарялись в голубой купол. Слившиеся тела так называемых врагов одерживали победу над войнами и территориальными претензиями. Вместо оружия они брали в руки более гуманные, благородные и священные инструменты — ключи мира. Эти ключи мира находили путь не только к их ртам и анусам, но и к сердцам и душам. Эти ключи освобождали сердца от ненависти, ярости, крови, страха и слез. Слившиеся губы, слившиеся тела, слившиеся ключи и замки. Любовь текла рекой, взрывалась, как вулкан. Металось эхо. Стоны наслаждения отражались от стен и возвращались к ним. Жемчужные капли пота на их телах были вызваны не жаром бани, а жаром их душ. Когда тела сгибались на девяносто градусов, раскрывались прекрасные, притягательные маки, на которые тут же налетали истосковавшиеся по любви пузатые пчелы.

Ужасная сцена? Вовсе нет! Это была победа над ужасом царствующим на Южном Кавказе на протяжении долгих лет. Как же им подходила поза «69», которая в глазах азербайджанца напоминает две слившиеся, дополнившие друг друга буты[21]! Эти страстные любовники, на которых Амур взирал с неба со слезами в глазах, сменяя друг друга, сменяя позы, тыкались куда только и как только возможно.

Они одерживали победу над политикой, одерживали победу над древней, новой и новейшей историей. В эту священную ночь, когда тюркский, грузинские, армянский и даже казахский анусы испытывались в настоящей любви и дружбе, когда солоноватая сперма брызгалась на лица, глаза и губы — одерживалась победа над обычаями, кинжалами, честью, национальными ценностями, юртами, седовласыми женщинами, аксакалами, орлами, жеребцами, некрокультурой, макроамбициями, микроэкономическими показателями, нефтью, текущей по проводам, газом, ашугами, сазом, домброй, кяманчой, таром, балабаном, хачапури, долмой, древними князьями, хоровым пением, первой христианской страной, геноцидами, массовыми захоронениями, андраниками, статусом Каспия, церквями, мечетями, шиитами, суннитами, сектантами, консерваторами, бутой, пахлавой, шекербурой, вином, мугамом, коньяком, шербетом, шашлыком, общенациональными ценностями, памятниками, Аральским озером, эмиром Теймуром, степями Туркестана, Туркменбаши, Назарбаевым, Хаджи Ахмедом Ясеви, Севаном, Ереваном, Тебризом.

Ночь была темной. А глаза источали яркий свет. Их стоны были наипрекраснейшим музыкальным произведением в истории человечества, ораторией пацифизма и гуманизма, который они предлагали народам Южного Кавказа и Средней Азии, да и всему миру.

4

— Куда идем, Заур?

— Куда скажешь. Мне все равно.

Было достаточно холодно. Любовники вышли из ресторана «Алан», где они пообедали, и встали прямо посреди площади. Оглядываясь по сторонам, они не могли решить, куда двинуться.

— Ну, тогда сходим к могиле Грибоедова.

Заур застегнул куртку на все пуговицы.

— А что там делать?

— Да ничего… Что, тебе не хочется увидеть могилу гения? Это же тут рядом. В двух шагах. Пошли.

Они свернули направо, прошли у монастырской стены и подошли к надгробию. На нем были написаны слова жены Грибоедова Нины: «Твой ум и дела незабываемы для русского народа. Но почему любовь Нины оказалась длиннее твоей жизни?».

Артуш наклонился и поднял гальку. Он ударил ее о плиту. Галька упала и скатилась к его ногам. Артуш глубоко вздохнул.

— Это древнее тбилисское поверье. Надо бросить галькой во влажную могильную плиту, и если галька прилипнет хотя бы на мгновение, значит женишься в этом году. Но у меня вот не получилось.

Артуш выглядел опечаленным.

— Вот видишь, нам не суждено жениться, — рассмеялся Заур.

— Кто знает, — сказал Артуш и смолк.

Не спеша, погруженные в раздумья, они пошли к фуникулеру.

— Что это было, по-твоему, вчера в бане? Кто был этот казах…, зачем он пришел, чего он хотел? — спросил Артуш, положив руку на плечо Заура. Заур сморщил губы, взглянул на гору Мтацминда и сказал:

— Даже думать об этом не хочу. Мне надо прийти в себя, чтобы проанализировать случившееся.

Артуш достал из кармана сигарету и закурил. Дым, который он выпускал в холодный воздух, казался густым и тяжелым.

— Ты был прав, Заур…

— В смысле?

— Когда говорил, что Шота все знает…

— Он не только все знал, он еще и хотел, — расхохотался Заур. — Ты заметил вчера как стеснялись и робели Додико и Талгат?

Артуш прошелся взглядом по блеклым стенам старого Тифлиса и сказал:

— Наверно, они в первый раз в жизни занимались любовью с мужчинами. Хотя, прекрасно работали ртом и языками… Как думаешь, Шота сегодня объявится?