Арти Конан Дойл и Клуб Гробокопателей - [16]

Арти вскрикнул и инстинктивно прикрыл голову руками, когда его осыпало дождём электрических искр. Опустив наконец ладони, он увидел, что катаклизм уже прошёл, оставив после себя необыкновенно свежий запах озона. Свин осторожно переступил порог следом за другом, тревожно оглядываясь.

– Арти, что это было?

Арти быстро овладел собой и уверенно ответил:

– Всё в порядке, Свин. Просто какой-то очередной эксперимент доктора, ничего страшного. Идём.

Они прошли по коридору, где с потолка свисали обгорелые провода, а под ногами на ковре валялось битое стекло от ампул.

– Арти, ты уверен, что стоит общаться с таким опасным типом? – шёпотом спросил Свин, под башмаком которого как раз захрустели осколки ампулы.

– Доктор Хартхилл совсем не опасный, – заверил его Арти. – Он настоящий доктор с дипломом. Просто у него полно интересных новаторских идей, научных и медицинских.

– Идей вроде этой? – Свин остановился, чтобы получше рассмотреть большой чертёж на стене. – Что это вообще такое, ради всего святого?

Рисунок изображал человеческую голову в разрезе, череп был разделён на секции, и каждая секция – подписана.

– А, это просто иллюстрация основ френологии, науки о строении человеческого черепа, – пояснил Арти. – По форме черепа человека можно определить, какой у него характер, какие склонности. Можно ощупать голову и узнать, имеет ли человек склонность к искусству или преступные наклонности.

– Ты говоришь, что можно арестовать человека просто за форму его головы?

– Думаю, наука не зашла так далеко. Всё-таки пока ещё требуется доказать, что он совершил преступление.

– Но если у кого-то преступная форма головы, может, разумнее арестовать его заранее, чтоб он не успел ничего натворить?

– Наверняка судьи и адвокаты будут протестовать против такого подхода, – вздохнул Арти. – Но хотел бы я иметь возможность исследовать череп Бенджамина Уоррена. Уверен, что у него на голове есть шишки преступности.

Арти вел Свина за собой по коридору мимо научных графиков и схем, оформленных в рамки. Со стен на них смотрели фотографии седобородых и лысых почтенных джентльменов, позирующих на разных медицинских конференциях.

– А чего там было на двери про то, что твой доктор – специалист по кальвинизму? – вспомнил Свин.

– Не кальвинизму, болван, а гальванизму. Название пошло от фамилии итальянского учёного Гальвани. Он доказал, что можно заставить мёртвую лягушку дёргать лапами, пропуская сквозь неё электричество.

Свин с отвращением наморщил нос.

– Бога ради, Арти, зачем заниматься такой ерундой? Пропускать электричество через дохлую лягушку?

– Теория состоит в том, – терпеливо объяснил Арти, – что электричество может заставить функционировать нервы мёртвой лягушки. А значит, оно способно восстанавливать здоровье и силы больных людей.

– Ты слышал? – вскинулся Свин. – Что это за шум?

Жужжание и потрескивание исходило из-за дверей в дальнем конце коридора.

– Это лаборатория доктора Хартхилла, – пояснил Арти, направляясь именно туда, и уверенно постучал.

Однако ответа снова не было. Мальчик помедлил и отворил дверь – на этот раз не так уверенно, зато осторожно.

В ноздри ему ударил сильный запах озона. Перед глазами полыхнули вспышки света, похожие на молнии.

Между этими вспышками ребята кое-как огляделись, различив множество полок и столов. Повсюду было расставлено научное оборудование. Здесь были большие бутылки с разными кислотами, подписанные химическими формулами вроде H₂SO₄[3]. Круглые сосуды из меди, железа и цинка, составленные стопками и погружённые в сосуды с ярко окрашенными жидкостями. Металлические сферы потрескивали, от них сыпались искры, а ещё всю комнату заполняли провода разной длины и толщины, жужжавшие от воздействия тока.

Посреди всей этой неразберихи в тяжёлом деревянном кресле сидел доктор Уильям Хартхилл – худой и жилистый, с копной серебристых волос. Он был без пиджака, в одной рубашке. На талии у него был застёгнут толстый кожаный пояс, перевитый металлическими нитями. Провода соединяли пояс со множеством батареек на соседнем столе.

Доктор был настолько поглощён наблюдением за собственным пульсом и сразу несколькими круглыми шкалами приборов, что не сразу заметил посетителей. Двое ребят стояли посреди электрического хаоса в изумлённом молчании, пока наконец хозяин кабинета не осознал, что в комнате кто-то есть.

– А, это вы, мистер Дойл! – воскликнул он, и худое лицо осветила приветливая улыбка. – Как удачно, что вы решили зайти именно сегодня!

Он щёлкнул переключателем на подлокотнике кресла, потом расстегнул пояс и сбросил его. Наконец доктор встал и потянулся, потом сделал несколько глубоких вдохов, как человек, наслаждающийся свежим морским воздухом.

– Доктор Хартхилл, – заметил Арти, – там у вас в прихожей был какой-то взрыв.

– Как, опять? – Доктор с досадой покачал головой. – Я пытался осветить коридор с помощью электричества, но нити накала постоянно перегреваются и взрываются в своих контейнерах. Неудовлетворительный результат.

– Надеюсь, мы вам не помешали, – вежливо заметил Арти. – Это мой друг Эдвард Гамильтон, мы с ним хотели задать вам несколько вопросов насчёт гальванизма.