И дед принялся рассказывать, как пять лет назад тоже вот боролся турок Абрек с чемпионом мира Карадье и какой тогда скандал вышел.
Но Артемка уже не слушал. Он сидел на топчане, понурив голову, и ему было так тоскливо, так одиноко, будто весь мир опустел, как этот цирк.
— Дед, — сказал он, — я хоть к тебе ходить буду. Скучно мне.
— Что ж, ходи, — согласился дед. — Ходи, я против не имею. — И вдруг вспомнил: — Да, чуть не забыл!.. В ту ночь Пепс до меня заходил, вот когда Гуля положил, «Что такое, — говорю ему, — голубь ты мой?» А он мне: «Господин Шишка! (Так и сказал, ей-богу!). Господин Шишка, я сейчас еду от этот город. Скажите ваш внук, я очень хорошо помню свой слово». И так, брат, мне руку сдавил, что я аж крякнул… Стой, еще вспомнил… Та… как ее… ну, что по канату ходила… Ляся, что ли?. Так она тоже прощаться приходила. И тоже просила: «Скажи, — говорит, — Артемке, что я ему письмо напишу». Понял? Письмо, значит…
— Дед! — крикнул Артемка. — Да чего же ты сразу не сказал. Такие слова, а ты молчал!..
— Ну, забыл, — сказал дед. — Знаешь, старый ум. Что давно было, помню, а теперешнее голова не держит, хоть ты что ей…
— Ах, дед, дед! — любовно пожурил Артемка и, положив свою руку на руку старика, от души предложил: — Давай я тебе и другой сапог починю. Дырка какая!..
1939
