Артемий Волынский - [76]

.

От Военной коллегии Волынский потребовал объяснений, по какой причине не рассмотрена жалоба казака Федора Иванова на атамана волжских казаков Макара Персицкого, вследствие чего челобитчик был вынужден подать ее императрице. Сенаторам также приходилось получать от него выговоры. 11 декабря 1738 года Артемий Петрович вызвал в Кабинет своего приятеля обер-прокурора Сената Федора Соймонова и объявил ему: «…ее императорскому величеству известно учинилось, что господа сенаторы в присутствии своем в правительствующем сенате неблагочинно сидят, и когда читают дела, они тогда об них не внимают для того, что имеют между собою партикулярные разговоры и при том крики и шумы чинят, а потом велят те дела читать вновь, отчего в делах продолжение и остановка чинится. Тако ж в сенат приезжают поздно и не дела делают, но едят сухие снитки, крендели и рябчики и указных часов не высиживают, а обер-прокурор Соймонов в том им, по должности своей, не воспрещает и, ежели б кто из сенаторов предложения его не послушал, на них не протестует. Того ради ее императорское величество указала объявить ему со гневом и дабы впредь никому в том не упущал и о скорейшем исправлении дел труд и радение имел; а ежели кто из сенаторов что противно будут чинить, о том бы протестовал и записывал в журнал и всеподданнейше ее императорскому величеству доносил»^{324}.

Пришлось ему участвовать и в куда более серьезном расследовании — трагически завершившемся «деле» князей Долгоруковых, которые в глазах Анны Иоанновны выглядели главными виновниками попытки ограничения самодержавия и ее персональными врагами. Еще в 1730 году Василий Лукич был навечно заточен в Соловках, а Алексей и Иван отправились по следам Меншикова в Березов; у опальных были конфискованы вотчины, дома и всё имущество. Спустя восемь лет на ссыльных обрушилось новое следствие. Тобольский канцелярист Осип Тишин (сам же подпаивавший и провоцировавший на откровения Ивана Долгорукова) донес, что ссыльный фаворит Петра II презрительно отзывался об Анне Иоанновне: «Какая она государыня, она шведка!» — порицая ее за отношения с Бироном и «разорение» своего рода. В ходе розыска Иван Долгоруков сознался не только в инкриминируемых ему «непристойных словах», но и в сочинении подложного завещания Петра II, передававшего трон царской невесте княжне Екатерине Долгоруковой. Эти признания в итоге привели его и других членов семейства на плаху.

Императрица лично утвердила состав суда: в него вошли кабинет-министры Черкасский и Волынский, три архиерея из числа членов Синода, все сенаторы, генерал-фельдмаршал И.Ю. Трубецкой, адмирал Н.Ф. Головин, генерал-аншеф Г.П. Чернышев, два генерал-майора и четыре майора гвардии, высшие придворные чины (обер-шталмейстер А.Б. Куракин и гофмаршал Д.А. Шепелев), генерал-кригскомиссар Ф.И. Соймонов, президент Ревизион-коллегии А.И. Панин и ряд менее крупных чиновников — вице-президент Коммерц-коллегии Иван Аленин, советник Адмиралтейства Захар Мишуков, советник Петр Квашнин-Самарин^{325}.

Они приговорили «бывших князей» к смерти. Казнь баловня судьбы Ивана Долгорукова, в январе 1730 года подделавшего царскую подпись на составленном отцом и дядьями подложном завещании государя, была страшной. 8 ноября 1739 года под Новгородом бывший фаворит был колесован: процедура предусматривала раздробление костей рук и ног путем переезда тяжелым колесом или разбивания дубиной, после чего преступнику отрубали голову или укладывали еще живого на колесо, которое поднималось на врытый на месте казни столб. Мучения на колесе истекавших кровью людей иногда растягивались на сутки, но младший Долгоруков страдал недолго — ему отрубили голову. Следом за ним были обезглавлены его дядья Сергей и Иван Григорьевичи и бывший член Верховного тайного совета Василий Лукич, а «разрушенная невеста блаженныя и вечно достойныя памяти императора Петра II девка Катерина» заточена в Томский Рождественский монастырь «под наикрепчайшим караулом»^{326}.

Царствование императрицы не было таким уж кровавым — из столичной Тайной канцелярии в ссылку отправились всего 820 политических преступников. Мрачная «социальная репутация» правления Анны Иоанновны в немалой степени была вызвана не столько масштабом репрессий, сколько громкими делами и показательными расправами с представителями благородного сословия. Из 128 важнейших судебных процессов аннинского царствования 126 были «дворянскими», почти треть приговоренных Тайной канцелярией принадлежала к «шляхетству», в том числе самому знатному^{327}.

В повседневной же министерской практике Волынский проявлял снисхождение, зная, что приходится претерпевать под следствием, тем более незнатным и невлиятельным подданным империи. Рассмотрев в сентябре 1738 года предложение Сената «об удержании пыток в малых делах», Артемий Петрович отправил его обратно с указанием: «пока уложение сочинено и исправлено будет», надо позаботиться, «дабы люди в малых делах напрасно пыток между тем не терпели». В ноябре он же обязал полицию выделять жителям сломанных в ходе строительства на Переведенской улице домов новые помещения, чтобы они «не померли от от стужи и нужды». А 16 августа 1739 года уже сам кабинет-министр решил не взимать недоимку в 400 рублей с бедной вдовы Юровой и отныне, «за объявленным ее убожеством, не взыскивать и из доимки выключить»