Артем Гармаш - [93]

Артем стоял молча, пока не вышли все, за исключением, может, десятка человек — соседей, товарищей. Он повернулся к ним и сказал, улыбнувшись:

— Ну, а теперь здравствуйте, товарищи! — И пошел по кругу, пожимая каждому руку. И для каждого находил слово привета, веселую шутку.

II

Когда Артем зашел в хату, мать, в будничной уже одежде — джерге — и заплатанной кофточке, возилась с горшками у печи: грела воду для стирки. На скамье возле окна сидела Орися, чистила картошку. В праздничной рубашке с вышитыми рукавами, в новеньком белом платочке, она казалась не такой бледной.

Когда Артем вошел и поздоровался, она встала и, подойдя к нему, помогла снять шинель.

— Ой-о! — покачал головой Артем, обнимая сестру и вглядываясь в ее похудевшее лицо. Из-под платочка надо лбом виднелся чубчик по-мальчишески остриженных волос. В последний раз он видел ее летом, до болезни.

— Что, такая уродливая? — взволнованно глянула девушка в глаза брату.

— Не уродливая, а худая, — поправил ее Артем. — Ничего, Вернется здоровье, вернется и краса. Не горюй, сестра.

На цыпочках, осторожно, чтобы не разбудить Мотрю, он подошел к ее постели. Но Мотря не спала. Открыла глаза, и на губы набежала легкая, как рябь на воде, улыбка.

— Ну, как, Мотря, выздоравливаешь помаленьку?

— Да, уже полегчало.

— Крепись.

— Стараюсь! — И перевела взгляд с Артема на детей, сидевших на лежанке. — Не так страшно умирать, как страшно их сиротами оставлять.

Артем посмотрел на детей.

Младшенькие, Софийка и Федюшка, сидели на лежанке, натянув на колени подолы рубашонок, с ломтями хлеба в руках. До сих пор они молчали. Но стоило Артему взглянуть на них, как они сказали вместе, в два тоненьких голоса:

— Драстуйте, дядя! Дластуйте, дядя Алтем!

— Здравствуйте! — ответил Артем. Подошел, погладил по головкам. Задержал руку на Федюшкиной, спросил: — Ну, и долго еще я буду у тебя Алтемом? Ты же мне еще летом обещал, что осилишь это «ры»!

— Обещал! — засмеялась Софийка и пожала худенькими плечиками. — Да разве ему можно верить?! Он же такой у нас врунишка!

— Сама ты влуниска!

— Ой, бабуся! Он щиплется!

И пошло. Пришлось бабушке вмешаться:

— И как вам не стыдно! Да что о вас дядя Артем подумает?

Помогло, притихли. Отодвинулись друг от друга.

Артем сел в конце стола. Раненая рука, натруженная в пути, ныла, и он легонько покачивал ее, словно дитя баюкал. Время от времени посматривал на лежанку, где сейчас царил уже мир, а может, только перемирие. И не без интереса наблюдал, как по-разному вели себя брат и сестра. Софийка уже, видно, и не помнила ссору. Она сидела задумчивая, забыв про ломоть хлеба в руке. Зато Федюшка! Казалось, весь свой пыл, не истраченный в ссоре, он направил сейчас на кусок хлеба. Прежде чем откусить, долго примерялся, потом вгрызался зубами и, откусив, жевал, да так, что даже уши у мальчонки шевелились. Когда встречался взглядом с Артемом, нисколько не смущался. Наоборот, в глазах появлялось что-то похожее на вызов, и отводил взгляд только для того, чтобы снова примериться к куску хлеба.

«Вот так дружок Васильку будет! — невольно подумалось Артему. — Ой, держись, сынок!» Но шутки шутками, а нелегко придется малышу. Первое время особенно: хоть и с бабусей, но без матери, без отца.

— А где же Кирилко? Почему сумка с книгами дома? — спросил вдруг без особого интереса (лишь бы спросить), чтобы оторваться от своих мыслей — голова уж от них трещала.

— Да разве у него школа сегодня на уме! — отозвалась Мотря. — С самого рассвета поднял всех на ноги. С отцом в лес поехал.

— Но ведь Остап…

Пояснила Орися:

— А он с дядей Мусием остался в лесу. Ветки обрубают. Надо бы известить их. Чтобы не мерзли зря.

— Да разве Остап сам не догадается! — сказала мать. Домой она вернулась к концу спора и знала, что Остап не поехал в лес, а повел волов в усадьбу. — Передаст с кем-нибудь. Возят же люди лес. Целыми обозами.

Артем в словах матери почувствовал упрек себе. «А в самом деле, правильно ли я поступил, — подумал он, — отговорив Остапа?» Что без драки не обошлось бы, это ему было ясно. А стоило ли — по такой причине? С Кондратом Пожитько ему придется еще не так потягаться. Вот поэтому и не нужно, чтобы у людей создалось впечатление, будто началом вражды между ними была вот эта стычка во дворе из-за волов — причина сугубо личная. А Кондрат от этого только выиграл бы: вишь, какой бережливый хозяин народного добра! И все-таки Артем был недоволен собой. Чувствовал, что вроде как-то виноват не только перед Остапом, но и перед матерью и Кирилком. Старается мальчонка с дядей Мусием! А все… Да нет, почему же напрасно? Никуда не денутся из лесу ни бревна, ни ветки. Кто там их возьмет? А вот как раз с веток и нужно было начинать Остапу. Разве охапкой подсолнечника натопишь в хате? И как это мать умудряется!

— А ты, сынок, правильно сделал, — вдруг после долгого молчания сказала мать. — И что за спешка с этим лесом! Не успел даже в доме оглядеться…

— «Хоть на хлев, говорит, лесу навожу, — сказала Орися. — А то заведется какой хвост во дворе, некуда будет и поставить».

Мотря вздохнула.

— А у него так: скотина на первом месте. А то, что хата… Того и гляди потолок обвалится детям на голову!