Артем Гармаш - [282]

А. Головко глубоко понимал опасность, которую представлял для народных сил лагерь украинской буржуазной контрреволюции, умело маскировавшейся «национальной» и «демократической» фразеологией. Он, работавший в провинции народным учителем в 1917—1919 годах, а затем служивший (до 1921 года) в Красной Армии, хорошо знал этого противника, ясно видел его классовую природу, ненавидел и презирал его «великую ложь». В романе этот лагерь представлен рядом фигур — от родовитого барина Галагана, снисходительно признающего «наших» министров-выскочек из Центральной рады, до примитивного авантюриста эсера Телички. Но основной разоблачительный пафос здесь направлен против тех, кто делает «идеологию» буржуазного национализма и кто горделиво называет себя «истинно национальной» интеллигенцией, «мозгом нации». В этом смысле одним из основных антиподов Артема Гармаша и его товарищей-большевиков является в романе Павел Диденко, провинциальный петлюровский поэт и журналист, метящий в дипломаты и — одновременно — в зятья «самого» Галагана. Ловкий, изворотливый, умеющий писать в своей эсеровской газетке «чувствительные» передовицы, он проповедует самый оголтелый национализм («Украина — для украинцев!») и в то же время умеет прикинуться бескорыстным «культурником», «просветителем» и заботливым другом своих «простых» односельчан, не минуя даже семью Артема, — впрочем, лишь ее молодую женскую часть… Циничному карьеризму этого деятеля в политике соответствует такая же — правда, до поры до времени ловко скрываемая безнравственность в личном поведении. Его политический, моральный, идейный крах неминуем.

На этом разноликом фоне в центре всей композиции романа вырастает фигура его главного героя — коммуниста Артема Гармаша. Для писателя он был истинно поэтическим лицом новой народной истории, рождавшейся в огне революции, носителем лучших человеческих ценностей. «…Люблю его с давних пор, от самого рождения его, так лет двадцать пять уже, — писал автор в одном из его писем. — …Верю в него очень, в его природный (от отца) трезвый ум и искренне горячее сердце…»

Читая роман, видишь ясную связь его героя с образами передовых людей трудовой, народной массы из прежних книг А. Головко, прежде всего с Давидом Мотузкой из «Бурьяна». Но здесь он — в центре событий исторического, всенародного значения, здесь автор стремится во всей полноте раскрыть его многообразные человеческие качества, духовный, нравственный мир: по всему видно, что, создавая этот образ, писатель думал о новом типе человека из народа, выступившем на исторической сцене, — о революционном пролетарии, большевике, убежденном интернационалисте, всеми корнями связанном с народной почвой.

В славгородской партийной организации Артем не принадлежит, можно думать, ни к выдающимся ораторам-пропагандистам, ни к руководителям с особой «стратегической» жилкой, но как зримо раскрывается его преданность партии, его умение «обрастать» людьми, верными товарищами и помощниками, его трезвый реализм и горячее сердце борца в любом конкретном деле, нужном для революции. Так организует он освобождение Кузнецова, так проводит смелую операцию по захвату оружия из гайдамацких казарм, так группирует вокруг себя в селе недавних фронтовиков из бедноты, так подсказывает помещичьим батракам мысль о возможности нового коллективного хозяйствования в имении, переходящем в собственность народа, так, прибыв нелегально в Славгород, снимает ночью с виселицы тело своего друга Тимофея Невкипелого, казненного оккупантами, «заменив» его справедливо покаранным насильником офицером. Он по-настоящему талантлив в своем революционном деле, и основа этого таланта — не только в смелости и решительности, но и в глубокой идейной убежденности, в душевной открытости и органичной демократичности Артема, привлекающих к нему все новых товарищей и единомышленников из народной массы.

«Артем — реалист, — писал автор в уже цитированном письме, — он обеими ногами твердо шагает по земле». Жизнь ставит перед ним порой нелегкие вопросы, — он не из тех, что не задумываются, не просматривают заново и строго те или иные свои решения. Но он знает, чего хочет, и он — оптимист. «Слишком уже запутана жизнь на свете. Нелегко ее распутывать. А все же распутаем-таки, если уж взялись. Мы, мама, такие! Настойчивые!» — говорит он матери.

Такой же цельный, честный, чуждый фальши и лицемерия Артем и в личной жизни, в своих отношениях, в частности с Христей и Мирославой.

Автор любил своего героя, он собирался, по его выражению, пройти с ним всю его жизнь — от революции до наших дней. И это вместе с проникновением в социальную, идейную сущность характера, с реалистической точностью изображения сделало образ большевика Артема Гармаша одним из заметных достижений украинской советской прозы.

Уже упоминалось о том, что последний роман Андрея Головко отмечен особой пристальностью авторского внимания к «обыкновенным», рядовым и массовым, явлениям народной жизни в эпоху великого революционного переворота. Обилие будничных, простых, как будто бы и не очень существенных подробностей в целом создает добротную реалистическую ткань, позволяющую видеть, как этот переворот происходил в жизни многих рядовых людей, многих рабочих и крестьянских семей. Вот на глазах Артема и даже без особой агитации с его стороны крестьяне спокойно отбирают винтовку у «вольного казака» («Она. Точно. Трехлинейка образца тысяча восемьсот девяносто первого года. Кавалерийская облегченная», — издевается над бравым воякой Лука Дудка), и ничем не выдающийся этот случай достаточно ясно свидетельствует о том, насколько «крепка» власть Центральной рады и как относится к ней народ. Или бурные, нескончаемые споры на сельских сходках, на завалинках и просто по хатам: как делить между крестьянами добро из барской экономии, и все ли пускать в передел или же оставить какую-то часть инвентаря и земли в общее владение бывших батраков? Каждый из подобных вопросов, больших и малых, обдумывается и обсуждается в Ветровой Балке многократно и всесторонне, вызывая острые столкновения интересов и мнений. И писатель не скупится на подробности и детали, на добросовестную передачу пространных диалогов, потому что его как раз и занимает, и влечет к себе эта мудрая содержательность обыкновенных явлений народной жизни в необыкновенное историческое время. И за это невольно прощаешь ему некоторые слабости — в «Артеме Гармаше» они заметны: длинноты, художественная суховатость отдельных глав, известная доза прямолинейности в обрисовке иных образов.