Артем Гармаш - [243]

— Скорее язык себе откусит, чем даст ему волю! — уверенно заключил Кандыба.

Так и покончили с этим. А тем временем заботливая Харитина Даниловна приготовила на открытой верандочке постель для хозяина и гостя — сено, застеленное рядном.

— В хате душно, — пояснила она. — А главное, пока заснете, так начадите своим самосадом, а больному ребенку и без того дышать трудно.

— Спасибо, Харитина! — растрогался отец. — Иди уж и ты спи. Тебя тоже завтра ждет нелегкий день.

— Да еще и до завтра. Отпустила же Орисю домой, одна бабка Ониська осталась в третьем бараке, то бишь клуне. Измучилась небось. Нужно идти помочь. Прислушивайтесь к Андрейке.

XIX

На рассвете Кандыбу и Саранчука разбудил шум поблизости, возле самого дома. Кандыба вскочил с постели и как был, в нижнем белье, вышел на крыльцо, спросил, что случилось.

— Да вот хлопцы задержали, — сказал часовой из комендантского взвода. — До Кандыбы, говорит, ведите. Экстренное дело.

— Немецкий пистолет при нем нашли, — добавил старший из двоих партизан-конвоиров, — и справка на Сиротюка.

Задержанный был тут же.

— Ты кто? — спросил Кандыба у коренастого человека в вылинявшей на солнце да от солдатского пота гимнастерке.

— Звать меня Артем Гармаш, — сказал задержанный. — И если ты Кандыба, то здравствуй. О, и Грицько тут! — добавил, увидев Саранчука.

— Знаешь? — обратился Кандыба к Грицьку.

— Ну как же! Артем Гармаш — без всякого обмана. — И, сбежав по ступенькам, подошел к Артему.

Крепкое пожатие руки товарища Грицько почувствовал с волнением и радостью, но испытующий взгляд прямо в глаза его весьма обеспокоил. Выходит, знает уже, что произошло после его отъезда тогда, перед рождеством, из Ветровой Балки: и о разрыве с Орисей, и об отношениях с Ивгой, с которой зарекался тогда при нем не знаться больше.

— Погодите, пока я хоть в штаны вскочу, — сказал Кандыба.

Тут из дверей вышел уже одетый Цыбулько и подошел к ним. Он тоже знал Артема в лицо и, обрадованный, пожал ему руку. Слышал, как видно, и разговор, — взял со стола пистолет, документы отдал Артему.

— Забирай свое и садись пока, — показал Цыбулько на скамью возле столика под яблоней, сбитую из неструганых досок, на вкопанных в землю кругляках.

А спустя несколько минут с веранды спустился уже одетый, обутый и даже с наганом в кобуре на ремешке через плечо Кандыба. Подошел и сел на скамейке рядом с Артемом.

— А мы уж сегодня собирались разведку, а может, и спасательную группу посылать на розыски. Грицько с хлопцами и должен был ехать. Как тебе удалось Кныши пройти? Иль ты обошел их стороной?

Артем сказал, что они прибыли поездом, а Кныши в стороне от железной дороги.

— Кто мы? Да нас аж трое. Злыдень Егор прежде всего! Это же его и транспорт, а мы только охрана.

Все, кто здесь был, не исключая и недавних его конвоиров — Злыдень был как раз из их Песчанской сотни, — обрадовались очень и, не сдерживаясь больше, накинулись на Гармаша с расспросами о товарище. Но Артем отговорился, сказав, что сейчас нет времени. Нужны немедленно подводы — хотя бы с десяток. И обязательно конные. Вагон оружия на разъезде необходимо как можно скорее разгрузить и вывезти. Хотя все предосторожности и приняты вроде: один стоит на страже возле начальника полустанка, а другой возле вагона. Но сколько можно держать оба семафора закрытыми! Каждая минута дорога.

Не расспрашивая ни о чем, Кандыба тут же отпустил Артемовых конвоиров, а Цыбулько приказал взять себе в помощь из комендантского взвода несколько человек и, не разглашая тайны, поднять на ноги Легейду Петра да хоть взвод из его сотни на всякий случай.

— Подводы бери с этого края села, их очередь. И чтобы не меньше десяти, а то и в запас еще две-три. Свои подводы все четыре, что имеем здесь в селе, как раз пригодятся для взвода Легейды. Но куда, чего — не разглашать. Одним словом, ненадолго. С харчами пусть ныне канителятся, обедать будут дома.

Когда Цыбулько с дежурным ушли со двора, Кандыба спросил у Гармаша, может, голоден с дороги, хоть кусок хлеба да что-нибудь… Артем отказался, не до еды сейчас. Да и не голодный вроде: по дороге, уже здесь в селе, воды из колодца полведра выпил — зарядился на целый день.

— Правильно сделал, что отговорил Злыдня да сам в дорогу пустился, — закуривая, сказал Артем. — Это он бы еще только полдороги прошел, к лесу бы только добирался, — больной совсем. — И, чтобы избежать расспросов про Злыдня — не было настроения для этого сейчас, — перевел разговор: высказал свое удивление по поводу того, что на «своем», сказать бы, полустанке железнодорожном не имеют связного с добрым конем, чтобы в случае надобности… — Сейчас где бы уже были с обозом! А то полчаса времени зря потратил на хуторе при полустанке. Почти в каждую хату, где нюхом чуял, что конь есть в хозяйстве, стучал, упрашивал, — хоть бы тебе один открыл двери.

Кандыба не то в шутку, не то всерьез:

— А нужно было самому, без церемоний!

— Ну да, если на дверях конюшен засовы из шинного железа. Правда, в одной повети уж и повод отвязал было, а оказался конь, спутанный железным путом. И должен был эти полчаса наверстывать потом — бежал во весь дух через поле до самого леса, думал, что хоть в лесу… А оно и в лесу, на заставе, понятия не имеют, что это за редкостный зверь такой — конь, хоть поганенький. Да и самую заставу пока разыскал, накричался вволю, пока разбудил…