Артем Гармаш - [147]
Ощупью, в потемках, он из «круглой» комнатки прошел в смежную, сейчас отведенную для квартирантки. Перед дверьми залы остановился. Пригладил ладонями волосы, распушил свою широкую рыжую бороду во всю грудь и открыл дверь.
— Видали? А я что говорю! — весело встретил хозяина непрошеный гость. — Отбыл свое на клиросе, свечки бабам распродал, да и гуляет теперь с гостями. Общественную обязанность свою исполнил. Не то что мы, несчастные комитетчики! Будто нанялись. Нет тебе ни дня, ни ночи.
— Да уж потерпи, бедняга, — с ехидной усмешкой сказал Гмыря. — До перевыборов недолго.
— Хорошо, как не выберут опять.
— А ты отвод себе дай.
— Гляди! Сам, ей-право, не додумался б. Спасибо, Архип Терентьевич, за совет.
— Не за что, Кондрат Федорович.
Но в таком тоне разговор, конечно, долго продолжаться не мог. И хозяин сам изменил тон, просто спросив Пожитько, с какой это ночной работы тот возвращается.
— Ходил в имение. Наперед знал, что не поверишь. Вот Теличку Антона свидетелем взял. Откуда идем? — обратился он к Теличке, которого Гмыря только теперь увидел — тот сидел на стуле возле порога.
— Точно, из имения, — подтвердил Антон.
— А я и без свидетеля поверил бы, — сказал Гмыря. — Со вчерашнего дня, как приехал Погорелов, тебя из экономии и не вытащишь. Что, и вечером с его превосходительством чаи распивал?
— Даже не видел.
— А что ж за дела такие ночью?
Пожитько с изысканной вежливостью попросил у дам разрешения и закурил папиросу. Потом стал рассказывать:
— Грицько Саранчук натворил чудес! Обезоружил казаков. Только двое остались. Так один из них как услышал обо всем — только в Чумаковке оглянулся. К родичам сбежал. А другой на печь залез. Пришлось за ноги стягивать. Как же имение оставить без охраны?! Вот и повел туда. И хорошо сделал. От самого пруда, через всю экономию прошли — ни души. Бери себе, уводи что хочешь.
— Насчет «уводи» — пустое. Далеко не уведут — след на снегу останется, — заметил Гмыря. — А вот ненароком… пострашнее злодей сыщется, против народа который. Да со спичками пройдется…
— Поставил последнего казака сторожить.
— А где же ихние сторожа?
— Собрание у них. Батрацкий комитет выбрали. Омелько Хрен — председатель. Антона, беднягу, — подмигнул Гмыре, — обидели крепко. А он-то распинался за них. Провалили!
— Не провалили, — поправил Антон. — Формально придирку нашли. Не приступил, дескать, еще к работе.
— Так это же правда. Какой ты батрак, ежели скоро месяц, как дома, а ходишь — руки в брюки, как барин? На материной шее сидишь. Только знаешь народ мутить. А оно и не вышло, Артем Гармаш ножку подставил.
— С Гармашем я поквитаюсь. Будь уверен! Но и тебе, Кондрат Федорович, не забуду, как ты мне всадил нож в спину. И приурочил же!
— Я не один. Комитетом решали. Чтобы никакой большевистской анархии не допустить. Или левоэсеровской. И не допустим. А также и со стороны барина — никакой контры. Я лично предупредил его: живи себе тихо-мирно.
— А он надолго думает осесть?
— А тебе что? — вместо Пожитько ответил Гмыре Чумак. — Солнце он заслоняет тебе, что ли? Пусть живет себе человек.
— Именно! — ободренный неожиданной поддержкой, подхватил Пожитько. — Тем паче что ему некуда больше и деваться. Рязанская усадьба ухнула. Отобрали большевики. Так ты хочешь, чтоб и мы — за большевиками следом? Анархии хочешь?
Гмырю этот упрек Пожитько страшно возмутил. Покраснев, теряя самообладание, он порывисто шагнул к Пожитько и сказал негромко, но вкладывая в каждое слово всю свою злобу и неприязнь к этому человеку:
— Слушай, Федорович, скажи откровенно — чужих в доме нет, а Теличку сам привел, — скажи по правде: сколько пообещал тебе Погорелов за то, что сохранишь ему имение? Если все на старое повернется? Десятин двадцать обещал?
Теперь уже вспыхнул Пожитько:
— Говорите, да не заговаривайтесь, гражданин Гмыря! Имение я берегу для народа. И сберегу. И ничего… Как бы вам не пришлось пожалеть!
— В кутузку посадишь? Так некому сажать. Легейда правду сказал. А завтра Грицько Саранчук и Кузьму твоего разоружит.
— Завтра Грицько будет у нас начальником волостной милиции! — заявил Пожитько сгоряча и сразу же пожалел, что ради эффекта допустил такую ошибку — ведь это, по сути, выдумка. Правда, разговор с Рябоклячем об этом был, но с Грицьком еще не говорили.
— Завтра? — насторожился Гмыря. — Так, может быть, это ты на завтра и облаву на волков придумал?
— На каких волков? Где они у нас? Приснилось?
— А ягнят из овчарни кто таскает? — спокойно перевел разговор на другую тему Гмыря, убедившись, что про облаву Пожитько действительно ничего не знает.
— Где пьют, там и льют! Вот так тебе, Архип Терентьевич, на это отвечу, — сказал Пожитько.
— Вот это уж другой разговор! Спасибо хоть за это признание.
— Я про караульных. Где вы найдете такого дурака, который согласился бы целую ночь сторожить, вместо того чтобы спать на печи в просе?!
— Нет, неправильная постановка вопроса! — вмешался Диденко. — Не дураков на это большое общественное дело искать нужно, а сознательных граждан, которые за честь бы для себя считали. Позор, Кондрат Федорович, даже разговоры такие. О практике я уж и не говорю. Это я тебе, Кондрат, по партийной линии.
Александр Иванович Тарасов (1900–1941) заявил себя как писатель в 30-е годы. Уроженец вологодской деревни, он до конца своих дней не порывал связей с земляками, и это дало ему обильный материал для его повестей и рассказов. В своих произведениях А. И. Тарасов отразил трудный и своеобразный период в жизни северной деревни — от кануна коллективизации до войны. В настоящем сборнике публикуются повести и рассказы «Будни», «Отец», «Крупный зверь», «Охотник Аверьян» и другие.
За книгу «Федина история» (издательство «Молодая гвардия», 1980 г., серия «Молодые голоса») Владимиру Карпову была присуждена третья премия Всесоюзного литературного конкурса имени М. Горького на лучшую первую книгу молодого автора. В новом сборнике челябинский прозаик продолжает тему нравственного становления личности, в особенности молодого человека, в сложнейшем переплетении социальных и психологических коллизий.
С одной стороны, нельзя спроектировать эту горно-обогатительную фабрику, не изучив свойств залегающих здесь руд. С другой стороны, построить ее надо как можно быстрее. Быть может, махнуть рукой на тщательные исследования? И почему бы не сменить руководителя лаборатории, который не согласен это сделать, на другого, более сговорчивого?
Всё началось с того, что Марфе, жене заведующего факторией в Боганире, внезапно и нестерпимо захотелось огурца. Нельзя перечить беременной женщине, но достать огурец в Заполярье не так-то просто...
В лесу встречаются два человека — местный лесник и скромно одетый охотник из города… Один из ранних рассказов Владимира Владко, опубликованный в 1929 году в харьковском журнале «Октябрьские всходы».
«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».