Ароматы - [9]

— Который стал главным химиком у Герлена, — закончила Шанель. — А вы были его учеником, не так ли?

— Да, мадам.

— Я — Мадемуазель, — резко поправила она его. — Мадемуазель Франции. Только так ко мне обращаются, Морис. Я буду платить вам вдвое больше, чем фирма «Герлен». Вы будете работать на меня. — Это был не приказ — просто информация.

— Ваш прадед работал над созданием цветочных эссенций, дополненных органическими соединениями, которые должны были усилить прочность аромата. Так?

— Именно так, мадам… простите, мадемуазель…

— У вас есть формула?

— Да. Я не уверен, что это первоначальный список, поэтому нужна проверка. Но формула такого соединения у меня имеется.

— Превосходно! Завтра вы начнете работать на меня…

— Но…

Жест маленькой руки в перчатке оборвал его возражения.

— Вам неплохо бы иметь помощника. У вас есть сын?

Он улыбнулся, восхищенный и очарованный деспотическим обращением крошечной повелительницы.

— Ему только тринадцать. Надо подождать пару лет.

— Хорошо. Используете его, когда он будет подготовлен. Адье, Морис.

Она крепко пожала ему руку. — Мы с вами удивим мир, не правда ли? Он у нас волчком завертится! — подмигнула она ему с лихостью парижской девчонки.

Так оно и случилось — не прошло и года, как родились духи «Шанель № 5».

* * *

В 1924 году, когда были созданы оригинальные духи фирмы Шанель «Русская кожа» — с непривычным легким ароматом кожи, Морис позвал сына в свой кабинет, чтобы поговорить о его будущем. Арман вырос высоким красивым парнем с дерзким, немного шалым взглядом — женщины уже заглядывались на него.

— Ты скоро получишь свой диплом бакалавра, — сказал отец, — и начнешь работать вместе со мной у мадемуазель Шанель.

— Хорошо, папа, — послушно ответил Арман, теребя лацкан своей школьной куртки. Работать у отца ему вовсе не хотелось. Больше всего на свете он хотел быть парфюмером и заниматься самостоятельным творчеством, набирая из разных флаконов эссенции, подбирая их, как музыкант подбирает ноты, и соединяя в одном составе, в «аккорде» ароматов, воплотившем подлинную гармонию.

Он знал, что ученичество для него — единственный путь к достижению цели, и все же был недоволен. Он бывал в лаборатории отца на улице Шамброн, 31 и почувствовал, что в своем деле отец не хозяин, а послушный исполнитель, словно старший лакей или дворецкий. Дар, который ощущал в себе Арман, требовал свободной инициативы.

Почувствовав настроение сына, Морис раздраженно сказал:

— Тебе оказана честь. Салон мод мадемуазель Шанель всемирно известен.

— Да, папа, но «золотой нос» у меня, а не у нее.

— Думай, что говоришь! Тысячи таких сопляков, как ты, были бы счастливы, выпади им такая удача.

— Конечно, папа, но у меня талант. Не у тысяч молодых людей, а у одного меня.

— Ты несносный мальчишка! Убирайся, наглец, и научись вести себя прилично!

— Да, папа. — Он послушно вышел из комнаты.

Начав работать у отца, Арман проявил замечательные способности. Морис признавал, что обоняние у сына лучше, чем у него, и главный химик шутливо сравнил «золотой нос» Армана со скрипкой Страдивари — лучшей скрипкой мира.

Работая у отца, Арман поступил на курсы химии в Политехническом училище и окончил их, получив технические знания.

Через полгода он уже принимал участие в совещаниях отца и мадемуазель Шанель. Фирма предложила рынку два новых вида духов: «Рощи на острове» с древесным запахом и «Шанель № 22» — с цветочным.

Мадемуазель обращалась с Арманом фамильярно, посмеиваясь над его победоносной юной мужественностью. Она звала его «мой циветовый котик», «мой хорошенький циветовый котик». Арман знал, что это прозвище в ее устах не оскорбление, а ласка; она произносила его, глядя на Армана пристально и нежно. Но ему все-таки было неловко, что его так называет женщина, по возрасту годящаяся ему в матери. Ведь у циветового кота, или виверры африканской, добывали ценное пахучее вещество, находящееся в мешочке над половыми органами самца. Циветин содержал сильнейший аромат, стимулирующий половое чувство. Однажды в лаборатории, вдохнув его мускусный эротический запах, Арман почувствовал, как у него набухает член.

Но подобное обращение не принижало мадемуазель Шанель в глазах юного красавца до похотливой стареющей женщины. Любовные похождения законодательницы мод были известны всему свету. Как раз в это время она была любовницей герцога Вестминстерского, богатейшего человека Англии. Арман слышал истории об изумрудах, которые любовник посылал ей в подарок в сером бумажном пакете из бакалейной лавчонки, об орхидеях, которыми титулованный влюбленный осыпал ее круглый год, о копченой лососине из Шотландии, доставляемой с курьерами. Шанель была живой легендой, и любовные истории только придавали пряный вкус образу этой обжигающей, как красный перец, женщины — девчонки из парижского предместья, превратившейся в королеву мод Европы и Америки. Для двадцатилетнего Армана ее интимная жизнь казалась чем-то незначительным в сравнении с независимостью и успехом, способностью диктовать свою волю покоренному ею миру. Он надеялся достичь того же, и именно она была для него живым образцом, а не отец — воплощение инертности, исполнитель, довольный положением подчиненного, которое компенсировалось обеспеченной жизнью и чувством безопасности. Дух авантюризма в некоторой степени проявлялся и у матери Армана. Но она не обладала никакими талантами, жила как все, подчиняясь диктату общества среднего класса. Лишь иногда готовила оригинальные блюда и время от времени (Арман обнаружил это случайно) заводила любовников, о чем муж не подозревал или делал вид, что не подозревает.