Аромат теней - [82]

— Пошли, — крикнул мне сверху Феликс. — Ты отстанешь.

Этого я хотела меньше всего. Надев сумку на плечо, я заторопилась к лестнице. Поднялась я как раз вовремя, чтобы увидеть, как дорога передо мной осветилась, как взлетная полоса перед самолетом.

— Что мы делаем? — спросила я у Феликса, который уже наклонился, собираясь начать спуск. Опять мне все приходится узнавать самой.

Он улыбнулся мне через плечо.

— Просто следуй за светом. Он тебя поведет.

И он начал скользить по спуску, пока — вспышка! — не исчез в носке туфельки.

— Это как все остальное, — сказал Уоррен, ступая на узкую платформу. Вначале он вытянул перед собой искалеченную левую ногу, потом здоровую правую. — Если сделаешь первый шаг с верой, в конце окажешься там, где хочешь быть.

И, не дожидаясь ответа, он тоже исчез.

— Где я хочу быть? — воскликнула я, хотя слушать меня было некому. Я не знала, где это место… хотя была почти уверена, что оно не под землей, не под Серебряной Туфелькой на Неоновом кладбище, где умирают выброшенные вывески Лас-Вегаса.

Просто сделай первый шаг. Я сделала, и передо мной засветилась сверхъестественная взлетно-посадочная полоса. «Должно быть, это добрый знак», — подумала я, разглядывая маяк на самом конце. Неожиданно Туфелька вспыхнула, полоса исчезла в таком ярком свете, что мне пришлось закрыть глаза. Свет становился все ярче.

Я отступила, пытаясь сойти с платформы. Боялась упасть, хотела осмотреться, но не могла убрать рук от глаз, потому что можно было ослепнуть. Услышала шипящий звук и почувствовала запах горелого. Потом ощутила этот запах, горячий и липкий, в глубине горла и поняла, что он исходит от меня.

Боль взорвалась в голове, виски словно сверлили, я закричала и слепо бросилась вперед. У меня не было другого выхода — только двигаться. На платформе я просто Сгорала, как в микроволновой печи, во мне нагревались внутренние органы, я жарилась изнутри.

«Я как будто на трассе бобслея, но без саней», — истерически подумала я. У меня перехватило дыхание. Мимо меня струился огонь, яркий, но гибельный, он окружал меня… и не просто освещал, но проникал внутрь.

Падая, я подавилась бело-горячим жаром, который, как лава, устремился мне в рот, поднимаясь мягкой горячей волной и мозг. Чувствовала, что меня всасывает сквозь невидимое пламя, огонь обжигал мне щеки и уши, мне словно совали в глаза раскаленную кочергу. Я закричала, но горло не выдавило ни звука.

— Почему она так долго?

Раскаленные, слова скользили мимо меня, я продолжала падать. Новые волны жара накатили на меня, теперь это была радиация; она обжигала мою плоть, пронизывала вены, отыскивала кости.

— Она идет. Слышите?

«Быстрей», — подумала я, зная, что вот-вот потеряю сознание. Я обгорела. У меня закружилась голова, а легкие были близки к тому, чтобы разорваться. И только когда приземлилась с глухим ударом, поняла, что в груди еще остался воздух, который и вырвался из меня. Я рухнула и начала вбирать воздух, как Несси, поднявшаяся со дна озера, — Как грациозно, — услышала я слова Чандры. Я, стоя на четвереньках, глотала воздух, думая, что никогда в моей жизни он не был таким свежим, холодным, мягким и сладким. Он излечивал язвы у меня во рту, и они лопа-лись, когда я начинала двигаться. Язвы были ив легких, здесь они оставались мокрыми и очень болели.

— Оливия?

Кто-то положил руки мне на плечи. Я взвизгнула и отпрянула — и не только потому, что моя плоть зашипела при этом прикосновении. Я чувствовала себя абсолютно уязвимой: я нахожусь неизвестно где, у меня обгорело тело, я не могу ориентироваться, и меня предали те самые люди, которые должны были защищать.

И мне было невероятно жарко.

Почему мне не сказали, чего ожидать? Или что делать? Почему меня просто бросили, одинокую и горящую? Но задать эти вопросы я не могла: слишком занята была дыханием. Меня начала бить дрожь — конечно, это лучше паралича, но ненамного.

— Что с ней?

На этот раз я узнала голос Феликса, низкий и встревоженный. Мои обожженные глаза ничего не видели — я не могла понять, открыты они или закрыты, и голова болела в том месте, которым я ударилась о спуск. Но это ничто по сравнению с волдырями и ожогами, которые я чувствовала у себя в мозгу. Я сидела на корточках, проклинала себя и хотела умереть.

— Немного излишне драматично, не кажется вам?

— Заткнись, Чандра.

— Оливия?

Снова руки Уоррена. На этот раз я позволила перевернуть себя. Все ахнули… что, вероятно, ничего хорошего не предвещает.

— Что с ней произошло?

— Боже! Никогда ничего подобного не видел.

— Позовите Грету, — раздался возглас Уоррена. — Быстрей.

— Мы уже десять раз могли ее убить, — произнесла Чандра, и я почувствовала, как вздрогнул Уоррен. — Это слабость. Тульпа все об этом узнает. И использует ее против нас.

— Не узнает, если никто ему не сообщит. К тому же у пего у самого такая же слабость.

— Что случилось? — наконец смогла вымолвить я. Слова застревали в горле, как занозы. Я выталкивала их. — Почему так больно? Почему глаза не перестают слезиться?

— Это не слезы, — заметила Чандра, и на этот раз виновато. — Это кровь.

Я коснулась рукой лица,

— Прости, Оливия. — Голос Уоррена звучал панически, и я из-за его неуверенности ощутила сильную тревогу. — Это моя вина. Я забыл.