Аромат теней - [101]

Его родители на уикэнды уезжали из города — один брат уже не жил дома, второй проходил начальную военную подготовку; поэтому неудивительно, что их отсутствие стало для нас праздником. Мы были влюблены — оба в первый раз — и испытывали все, что с этим связано. Весь уикэнд прятались от мира; разговаривали, смеялись, ели. Смотрели кино. Целовались. Целыми днями занимались любовью.

Воскресное утро означало конец нашего любовного свидания. К полудню вернутся домой его родители, но первой появилась моя сестра, задыхаясь от бега по предрассветной пустыне. Нам пришлось покинуть свой кокон из простыней и тел, когда тишину нарушил стук в дверь.

— Тебя ищет мама, — без всякого предисловия сказала Оливия. — Она так встревожена, что хочет вызвать полицию. А папа говорит, что тебе пора в колонию для малолетних преступников.

Я неохотно повернулась к Бену.

— Мне пора.

Он сонно вздохнул, от него пахло мной.

— У тебя будут неприятности? Я улыбнулась.

— Оно того стоило.

— Пошли! Я не хочу с тобой в колонию, — заявила Оливия и вздрогнула. — Там заставляют носить бумажные тапочки.

Мы бежали так быстро, как могли нести ноги, бежали в пропасти тьмы, бежали по тропе, которую я знала так же хорошо, как вены на моей руке… или руке Бена. Оливия была моложе меня и тогда быстрей. Я все еще вижу, как он бежит в ночи, золотые волосы освещены луной и летят за ней, как ленты на ветру. Даже в тринадцать лет она была очень красива, женщина в ней уже перерастала ребенка. Я, хотя и была старше ее, все еще выглядела девочкой.

Человек появился ниоткуда, вынырнул из тьмы, ударил Оливию сбоку. У нее даже не было времени закричать; она рухнула на камни, беспомощно зажатая сильным противником. Далее слышались только звуки борьбы. Разрываемой одежды. Удары по телу. Болезненные просьбы о милосердии.

Из моего подсознания послышался голос, искаженный и иррациональный. Ты заслужила то, что произошло той ночью.

Я стонала во сне, трясла головой и все это время знала, что действительно заслужила. Оливия оказалась в пустыне из-за меня. Могучие кулаки опускались на ее тело и лицо, костяшки соприкасались с ее мягкой плотью, ломая хрупкие кости. И поскольку это была моя вина, я снова действовала, как раньше.

— Беги! — закричала я, набрасываясь на мужчину сзади. У меня не было умений, которые есть сейчас. Не было сил, чтобы справиться с мужчиной, ничего не помогало мне устоять перед этим человеком-хищником. Оливия убежала, и даже после того как она исчезла, я слышала хруст гравия под се ногами и ее крики, летящие за ней, как волосы. А потом я вообще ничего не слышала.

Но это было тогда.

— Мне следовало убить тебя в первый раз, — сказал человек, которого — теперь я это знала — зовут Хоакин. Я почувствовала, как открываются мои глаза, — глаза, как у Репы, у которой их нет, — и посмотрела в лицо, такое же жестокое, каким я его помнила. Полные губы обнажают зубы, расставленные через равные промежутки. Я поняла, что это предназначенная мне улыбка, и зловоние гнилого меда устремилось ко мне из его рта. Щетина, слишком совершенная, чтобы быть естественной, покрывала его подбородок и щеки, и несмотря на его возню со мной, ни один волосок не выбился из его прически. Волосы, гладкие и прилизанные, были зачесаны назад, и в слабом свете луны были отчетливо видны линии, оставленные зубцами его расчески.

— Нет! — сумела я произнести, прежде чем его пальцы снова впились мне в горло, придушив. Правой рукой он ударил меня по лицу, повернув его вправо. При обратном ударе я почувствовала, как треснула кость носа. Как я могла забыть этот звук?

— О да, — ответил он, изогнувшись надо мною, изображая оргазм, дергаясь, как трещотка. — Да, да, да.

Я пнула его головой, заставив дернуться. Из носа у него полилась кровь, и на лице появилось удивленное выражение. В первый раз я этого не делала. Он снова ударил меня, но на этот раз слишком поздно. У меня возникла новая мысль.

— Я не должна быть здесь снова. Не должна снова через это проходить.

Я переместила бедра, увеличив пространство между нами, и смогла высвободить ногу и ударить его коленом по ребрам.

— Нет, должна, — заявил он, прижимаясь ко мне и прижимая меня к поверхности, как борец в вольной борьбе.

Я почти сдалась. Почувствовала, как горят легкие от недостатка воздуха, как его руки движутся у меня между ног, но тренировки и воля позволили продолжать борьбу.

— Нет… Я больше не девочка. Я Стрелец. — Я мигнула и почувствовала, как на моем лице расплывается улыбка. — Я Стрелец, а это… мой сон.

— Но мы можем достать тебя и во сне, — оскалился он, снова вгрызаясь в меня. — Я могу во сне насиловать тебя.

— Нет. Я этого не хочу.

— Сопротивляйся, сколько хочешь, но ты не можешь изменить то, кто ты есть… кем я помог тебе стать.

— Я не такая, как он!

— О, посмотри в зеркало, дорогое дитя. — Он хитро улыбнулся. — Ты точно как он.

За нами послышался какой-то шорох, Хоакин оглянулся, потом снова повернул голову ко мне.

— Проклятие! — воскликнул он и исчез.

Чувствуя себя легче — с меня свалились и его тяжесть, и сон, — я отрыла глаза.

Одеяло сбилось к ногам, простыня промокла по очертаниям моего тела; я села и мгновенно заметила то, чего в комнате раньше не было: предмет, который и вырвал меня из сна. Мне под дверь просунули газету, и сквозь паутину своего не-сна я услышала вкрадчивые шаги. Я встала, не трогая газету, открыла дверь и выглянула в коридор. Там никого не было.