Аромат счастья сильнее в дождь - [50]

— Какая ты милая, мамочка!

Пока я пыталась вернуть нормальную консистенцию своему сердцу, я вдруг увидела отца, шедшего в нашу сторону. Я помахала ему, но он нас не увидел. Когда я уже собиралась встать и окликнуть его, он, быстро оглянувшись по сторонам, нырнул в проулок. Я сразу же догадалась, куда он направлялся. На этой улочке было единственное торговое заведение — тот бар, в котором мы его не так давно застукали.

20 мая 2011 года

Услышав мой плач, доносившийся из ванной комнаты, ты немедленно бросился ко мне.

— Что происходит?

Выглядела я как нельзя более привлекательно: одна нога на бортике ванны, другая на полу, руки упирались в бедра, да еще эти толстые хлопковые трусы.

— Не могу больше, — прохлюпала я. — Огромная, как слон, меня и краном не сдвинуть, все везде болит. Вот, хотела накрасить ногти на ногах, но, как видишь, не смогла.

— Это нормально, милая, ты на восьмом месяце беременности.

Я продолжала плакать, это было сильнее меня, все мышцы моего лица пустились в пляс сами собой, так что я не могла их контролировать.

— Да знаю, я с радостью жду ребенка, но порой это так тяжело! Я ни во что не могу влезть, скоро мне придется довольствоваться скатертью.

— Понимаю, но ведь это так замечательно, что ты можешь носить в себе жизнь. Мне бы хотелось это испытать.

— Это действительно волшебно. Мне правда нравится чувствовать в себе нашего сына, особенно когда он делает батут из моей промежности или отрабатывает приемы карате на моих ребрах.

И снова принялась плакать. Видя, что демонстрация сочувствия не сработала, ты решил действовать по-другому.

Ты притащил меня в гостиную, заставил сесть на диван, а ноги велел положить на журнальный столик. Затем открыл флакончик лака и стал красить мне ногти.

Как же ты старался! Об этом свидетельствовали и кончик языка, высунувшийся от усердия, и продолжительность самой операции. Час с четвертью для десяти ногтей — это своего рода рекорд!

Гордый и счастливый от выполненной миссии, ты возвестил об окончании работы.

Тогда я посмотрела на результат.

Мои ноги напоминали лицо младенца, которому впервые в жизни дали полакомиться морковным пюре. Красные следы виднелись повсюду, вплоть до щиколоток.

И тут ты расхохотался во всю глотку, я тоже. Ногти тебе украсить не удалось, но мой моральный дух ты поднял здорово.

· Глава 48 ·

Эмма и Ромен были так же обескуражены, как и я. Вернувшись домой, я собрала их в своей комнате. Решение пришло само: мы застанем отца в баре, надеясь, что этого окажется достаточным, чтобы он понял пагубность своих действий. Алкоголь — это палач. И я не хотела, чтобы отец вошел в число жертв.

Спустившись в сад, Ромен громко объявил:

— Мы сходим за сардинами для ужина.

— Не могли бы вы побыть пока с ребятней? — спросила Эмма.

Жером и Нонна откликнулись, кивнув ей, Голубка сделала вид, что не расслышала. Мама, как всегда, еще не вернулась с пляжа.

На этот раз мы решили отправиться пешком: найти место для парковки в дневное время в городе было немыслимо.

Эмма казалась озабоченной:

— Он страшно на нас рассердится. Ему будет ужасно стыдно…

— Черт, да он чуть не сдох от этого! — Ромен был в ярости. — Очень надеюсь, что ему будет стыдно! А ты, Полинка, что, не согласна?

— Согласна, конечно. Но думаю, ему понадобится помощь.

Оставшаяся часть пути прошла в полной тишине. В памяти поневоле всплывали годы, когда отец чуть не загубил свою жизнь из-за бутылки. Мне было лет десять, когда я впервые стала понимать, что в семье что-то не так. Мама нас оберегала, делала все возможное, чтобы мы ни о чем не догадывались. Но когда мамы дома не было, именно я принимала у нее эстафету, чтобы не дать младшим слишком рано столкнуться с недетскими проблемами.

Он старался пить тайно, скрываясь, хотя эффект был налицо. Достаточно было просто проследить за ним, куда он ходит, чтобы узнать, где в этот момент находилась его сегодняшняя порция алкоголя. Помню, как-то мама работала, мы все вместе играли в «Монополию», а отец беспрестанно бегал в туалет. И каждый раз, когда он оттуда выходил, он становился чуть более пьяным, чем раньше. Когда я в свою очередь туда пошла, я открыла шкафчик, где хранились туалетная бумага и чистящие средства. Там-то она и стояла — горделивая, наглая. Я сразу же выплеснула остатки в унитаз, чтобы она перестала нас травмировать. На следующий день бутылка переместилась в гараж. Затем в корзину для грязного белья. И совсем немного от ее содержимого — в банку из-под кофе.

Так он старался усыпить свой дух, заставляя молчать свои чувства. Вероятно, он хотел забыть о вещах, о которых мы по молодости ничего не могли знать. Его не удовлетворяло просто опьянение, нет, ему требовалось напиваться почти до полного бесчувствия. Я помнила его полузакрытые глаза с тяжелыми веками, нечленораздельную речь, обмякшее тело и заторможенный мозг. Передо мной до сих пор стояла картина: он сидит рядом с плеером, куда вставлена кассета со старыми заунывными песнями, голова его низко опущена, плечи поникли. Пьянство — это место, куда уходят те, кто не хочет быть нигде, место, где можно отчасти умереть, но не так чтобы совсем.