Аромат счастья сильнее в дождь - [45]

Отчаяние изменило наши отношения. Мы уже не занимались любовью, а делали ребенка.

Через полтора года мы обратились к специалисту. Он посоветовал нам подождать еще немного, поменьше об этом думать и по возможности уехать в отпуск. Я серьезно подумала о том, чтобы вытолкнуть медика в окно.

Тем не менее мы вняли его советам. Ты действительно слишком много работал, мы отдалились друг от друга, и пришло время нам снова встретиться. Я зарезервировала на неделю номер на Корсике, чтобы освежить в памяти наше свадебное путешествие, не забыв при этом рассчитать период овуляции.

Мы провели на Корсике шесть чудесных дней: целовались, обсуждали разные темы, помимо счетов и работы, смеялись, плавали, спали вволю, занимались любовью, говорили друг другу вполне осмысленно разные ласковые слова, которые для нас давно превратились в обыденность.

И мы были готовы оставаться в этом отеле и на пляже вечно и любить друг друга до скончания света.

Через десять дней после нашего возвращения я проснулась посреди ночи, почувствовав влагу между ног. Я все сразу поняла. Видимо, и на этот раз ничего не получилось.

Я тут же отправилась в туалет, и кровь подтвердила мои опасения. Я наскоро приняла душ, утопая в слезах, а потом заметила на полочке голубую с белым коробочку. Остался единственный тест. Последний.

Не знаю, зачем я это сделала. Может, повлияли огорчение, надежда, потребность еще сильнее оплакать потом этого ребенка, который никак не приходил.

Я не стала ждать трех минут, все равно ведь ничего не получится.

Почти машинально я поднесла пластинку теста к мусорному бачку. И вот тогда-то я и увидела ее — бледную, однако, несомненно проступившую розовую полоску.

Так, в туалете, я впервые обнаружила присутствие нашего ребенка.

Наверное, я оказалась из числа женщин, у которых зачатие сопровождается кровотечением.

Я побежала в спальню, включила свет и принялась скакать по кровати, громко крича. Ты мгновенно проснулся и смотрел на меня с ошарашенным видом. Тут же я поднесла пластинку, пропитанную мочой, к твоим глазам, так близко, что ты вполне мог подцепить любое заболевание, передающееся половым путем.

— Не может быть!

— Может!

— Правда?

— Да!

— Блин!

— Да, блин, да!

Заснуть нам так и не удалось. Всю ночь мы не сводили глаз с розовой полоски, опасаясь, как бы она не исчезла.

Мы стали родителями.

· Глава 43 ·

Впервые я посмотрела на часы около полуночи. Возле карусели мы купили мороженое — ананасовое для меня и мятно-шоколадное со взбитыми сливками для «носовой фигуры».

В этот вечер, впервые за много месяцев, время летело слишком быстро. Максим все время шутил, оставаясь внимательным, непринужденным. И очень притягательным. Слова его звучали искренне, он был далек от условностей и манерничанья. Все, что он говорил, шло у него прямиком изнутри, не проходя чистилища рассудка.

Когда ему было двенадцать, его родители погибли в автокатастрофе. Вместе с сестрой их поместили в приемную семью. Он нормально питался, хорошо одевался, но единственные ласки, которые он тогда знал, исходили от собаки. Поэтому, когда у него самого родилась дочь, она стала для него всем. Он на три года ушел с работы, чтобы заняться ее воспитанием. С уходом ее матери ничего не изменилось, та даже не пыталась получить опеку над малышкой. Она поселилась недалеко от Марселя и брала ее к себе, чтобы проводить с ней половину отпуска, что вполне устраивало Максима. Вообще первое, что бросалось в глаза при взгляде на него, — это его улыбка. Ну а то, что за ней пряталось, могло быть намного лучше.

— До чего великолепна эта карусель! — произнес он, разглядывая раскрашенных деревянных лошадок.

— Она здесь стояла еще во времена, когда я была совсем маленькой, мы часто на ней катались с сестрой и братом. Каждый раз при виде ее я совершаю прыжок в детство.

Максим встал и подал мне руку.

— Давай прокатимся!

Нет, морская болезнь, как видно, даром не проходит.

— Ты рехнулся? Это же для детей!

— Отлично, мы с тобой тоже дети, только большие! Давай, давай, не должны же мы перестать веселиться только потому, что постарели?

Я не двинулась с места, пока он покупал билеты.

— Надо поторопиться, она скоро закроется! — сказал он, вернувшись.

— Но здесь же столько народа… — прошептала я. — Никто так не делает!

Максим огляделся. Всего лишь группа подростков толпилась возле автомобиля да две пары приветственно махали своим ребятишкам, катавшимся на карусели под музыку.

— Да ладно, всем наплевать! Они вовсе не обратят на нас внимания, а даже если и обратят, то просто увидят людей, которым тоже захотелось повеселиться.

Несколько секунд продлилось мое молчаливое сопротивление, а затем я окончательно уступила девчонке, получившей контроль над моим телом. Она и заставила меня влезть на дельфина. Максим взгромоздился на лошадку рядом. Картонный анархист[59].

Но едва завертелась карусель, как я мгновенно забыла о том, что рядом люди, забыла обо всем. Все мелькало вокруг, одна картинка сменялась другой: волны, набережная, сосны, снова волны, набережная, сосны… Пахло йодистыми водорослями, вафлями, пахло свободой.

Пока мы кружились без остановки, я чувствовала на себе неотрывный взгляд Максима.