Армянское древо - [98]

Селим-бей был мозгом железного контроля, в тисках которого жила вся страна. И никто, за исключением нас, пользовавшихся абсолютным доверием этого загадочного человека, не знал об этом.

Но сейчас передо мной этот исключительный человек был раздавлен и сломлен. Его тяготило, что он не смог ликвидировать в самом начале движение, которое всего полтора года назад было преобразовано в Комитет за единение и прогресс, «Иттихад вэ Теракки Семийети» — ассоциация различных политических групп, пытавшихся вынудить султана восстановить конституцию.

Селим-бей пытался контролировать выборы в прошлом году. Сейчас он с горечью признавал, что кандидаты от Комитета выиграли у кандидатов султана благодаря одной ловушке: Комитет заявил, что он не стремится к власти, а хочет только вернуть в страну демократию. Но это был всего лишь маневр, чтобы выиграть время и тайно помочь своим сторонникам…

Всего лишь месяц назад султан приостановил действие конституции, и Селим-бей был вне себя от радости, что наш господин восстановил свою единоличную власть. Казалось, все вернулось в привычное русло. Но что-то вышло из-под его жесткого контроля. Армия в Салониках под командованием генерала-предателя Махмуда Севкет-паши выступила против столицы и после нескольких безобидных залпов своих пушек добилась смещения султана Абдул-Гамида Второго.

Эти обстоятельства были причиной слез, растекавшихся по щекам Селим-бея и смывавших его тщательный макияж. Селим-бей горько оплакивал свое поражение. Согласно поступившим приказам, надлежало до рассвета освободить дворец. Было ясно, что Комитет назначит Мехмета Резада новым султаном. Мехметом Пятым. «Эту марионетку предателей», — ворчал человек, занимавший пока должность шефа евнухов.

Но Селим-бей не хотел уходить из дворца. Он не мог снова быть рядом с нашим господином и испытывать острое чувство стыда. Именно поэтому он проводил меня до моей комнаты на мансарде Долмабахче.

Селим-бей вытер слезы шелковым платком. Он пристально смотрел на меня, пока я поднимался с постели, и подошел ко мне. Я знал, что этот человек хочет что-то сказать мне, но не мог понять, о чем могла идти речь. В конце концов он направил взор своих голубых глаз на видневшиеся из окна крыши города. Казалось, он уже успокоился, и разыгравшаяся буря не коснется нас, и у наших ног лежит весь мир.

Когда я понял, что мои предчувствия подтверждаются и в них есть нечто ужасное, холодок пробежал по моей спине. Какой смысл был в его откровении?

Вдруг мне показалось, что этот человек умрет по своей воле, и что бы там ни было, его уже ничто не волнует.

Селим-Бей посмотрел мне в глаза.

«Послушай, что я скажу тебе, Халил. Думаю, что сейчас наступило то время, когда ты имеешь право узнать, кто ты на самом деле. Ведь ни ты, ни я не являемся теми, чем кажемся».

Селим долго смотрел в окно. Розоватое солнце начинало скрываться за горизонтом, «Остается мало времени. Иногда „мало“ означает „все“».

Он безуспешно попытался улыбнуться. Я чувствовал себя как на углях. Что означали его слова? Что пытался сказать мне этот человек?

«Послушай, Халил-бей. Ты появился здесь, когда тебе было почти шесть лет. Ты, наверное, уже забыл большую часть твоей, предыдущего периода, жизни. Или, лучше сказать, думаешь, что забыл. Но нет, оно все равно останется где-то внутри тебя. Когда-нибудь ты проснешься ночью и почувствуешь, что тебе кто-то необходим. Кто-то, кого ты едва помнишь. Я знаю это, со мной происходит то же самое, несмотря на годы. Но будь терпелив, потому что ты вот-вот узнаешь; возможно, это знание и не изменит твою жизнь, но, по крайней мере, облегчит твои ночные кошмары».

Селим надолго замолчал, по-прежнему глядя в окно. Я был уже вне себя от нетерпения и, хотя и старался выглядеть спокойным, это давалось мне с большим трудом.

Невероятно, но, несмотря на ситуацию, Селим-бей, казалось, не спешил. Его состояние было вызвано глубокой грустью, самобичеванием за провал в работе, но, на мой взгляд, какой-либо его вины за происшедшее не было.

Тогда я услышал нечто невероятное и совершенно неожиданное.

«Халил, мы оба с тобой армяне по рождению. Мы не турки, не черкесы, не славяне. Мы армяне. Просто армяне».

Селим наблюдал за моей реакцией. Я потерял дар речи. Что он хотел мне этим сказать? Что я армянин? Я смотрел на него с удивлением, ожидая, что он пояснит свои слова.

«Да, Халил-бей. Ты армянин. И, насколько я знаю, чистокровный. Ты родился христианином, а сейчас ты мусульманин. Сейчас это твой мир. Обстоятельства решили твою судьбу за тебя. Конечно, от армянина у тебя только кровь. Я говорю „только“, потому что, в конце концов, это не будет иметь большого значения».

Селим снова пристально посмотрел на меня, и я заметил, что его глаза уже высохли.

«Я тоже родился от армянских родителей. И тем не менее всю свою сознательную жизнь я был хорошим турком. Верным слугой султана и полумесяца. Сейчас, когда мир, в котором мы жили, рушится, у тебя, может быть, будет время изменить свое будущее. Что касается меня, то я завершаю свою миссию в этой жизни.

Я хочу, чтобы ты знал об этом, каждый человек имеет право знать о своих корнях. Тебя, Халил, выкрали. Твоих родителей убили. Родственников уничтожили. Хотя, возможно, один твой брат смог случайно выжить. Когда-нибудь ты случайно встретишься с ним, не зная, что он твой брат. Но этот неизвестный тебе человек останется твоим братом, и оба вы останетесь армянами.