Арминута - [22]

В тот вечер луна не светила в окно, комната была погружена во мрак и тишину. Я не спала и, наверное, дышала слишком громко, а потому не услышала шорохов в комнате. Внезапно меня обдало горячим соленым дыханием. Наверное, он стоял на коленях на полу рядом со мной. Он отвернул край одеяла и протянул руку: я не думала, что она у него такая робкая и невесомая. Но это было только начало, иначе я могла испугаться и закричать. Я лежала неподвижно, но так только казалось: моя кожа покрылась мурашками, сердце заколотилось, слизистые увлажнились.

Я словно видела со стороны свое незрелое тело, незнакомые желания боролись во мне с запретами, внушенными теми людьми, которые отправили меня сюда. Винченцо обхватил мою грудь, нащупал жесткий торчащий сосок. Я почувствовала, как сдвинулся матрас, и Винченцо сел рядом со мной, но не знала, в какой он позе. Он положил руку мне на лобок и сжал его, остановился, но скорее всего лишь на миг, и я не представляла себе, как долго смогу сопротивляться.

Мы не привыкли к тому, что мы брат и сестра, и в глубине души в это не верили. Возможно, мы не были кровной родней, а значит, я защищалась от чужого мужчины. Мы задыхались, не решаясь совершить непоправимое.

Адриана зевнула, и это нас спасло. Словно сонная кошка, она спустилась ко мне, чтобы провести остаток ночи у меня под боком. Она наверняка описалась там, наверху. Винченцо ушел стремительно и бесшумно, как животное, застигнутое врасплох. Сестра его не заметила. Я освободила для нее место на своей кровати, раскаленной от неведомой мне энергии, и мигом вспотела. Вскоре я скинула с себя одеяло, но еще долго не могла остыть. Я прислушивалась к звукам, доносившимся с той стороны, где стояла кровать Винченцо. Он некоторое время ворочался, потом все стихло. Скорее всего, он приехал только ради того, чтобы увезти меня.

Как обычно, я встала на рассвете, чтобы сделать уроки за кухонным столом: во второй половине дня это чаще всего было невозможно. Он тоже поднялся рано, открыл кран у меня за спиной, подождал, пока потечет холодная вода. Я слышала, как он долго пил большими шумными глотками. Я склонила голову над книгой по истории и читала о какой-то войне, но не могла сосредоточиться. Он несколько минут стоял позади меня, и я не ощущала ни малейшего движения. Затем он подошел ко мне, отвел в стороны волосы и поцеловал меня в лоб. И исчез, ничего не сказав.

19

Утром пришло письмо в конверте, подписанном каллиграфическим почерком Лидии, сестры моего отца карабинера. В графе «Получатель» значились только мое имя, фамилия семьи, где я теперь жила, и название поселка. Точный адрес она, видимо, не знала, но и адрес отправителя тоже не написала. Хотя названия улицы не было, почтальон доставил письмо, и мать передала его мне, когда я вернулась из школы.

— Может, я его тоже прочту, так что готовься, — сурово предупредила она.

Она злилась на меня уже несколько дней, с тех пор как Перилли поговорила с ней на улице. Она сказала, что я блестящая ученица и что в следующем году мне нужно будет поступать в лицей в городе. Она как учитель будет следить за тем, какое решение на сей счет примет семья, и, если понадобится, известит социальную службу. Произнеся свою угрозу, она ушла, оставив мать перед почтовым отделением.

— Она собирается заявиться в мой дом и командовать в нем, говорит, что я не умею воспитывать своих сыновей. Чтобы ноги ее здесь не было! — задыхаясь, выкрикнула мать. — Разве я виновата, что ты слишком умная? Между прочим, ты жжешь свет по утрам, когда зубришь свои уроки, а я молчу.

После обеда она велела мне вымыть посуду, хотя сама я из нее не ела, а потом потребовала, чтобы я ее вытерла. Обычно тарелки сушились сами на раковине, но в тот день она нарочно тянула время, чтобы я подольше не могла открыть конверт.

Лидия написала короткую записку. Из сложенного листка выпало несколько бумажек по тысяче лир. Ей сообщили о моем переезде, когда она позвонила, ей очень жаль, но я умная девочка, и она уверена, что мне удастся адаптироваться на новом месте. К сожалению, она очень далеко от меня и занята работой и семьей, иначе давно приехала бы посмотреть, как я живу с настоящими родителями. Ее успокоили, что они люди неплохие, это родственники ее и моего отца. Она знала, что я их дочь, но сочла, что лучше мне об этом не говорить, потому что у нее не было сомнений, что я останусь с ее братом и его женой. Но жизнь иногда приобретает неожиданный оборот.

Далее она задавала мне вопросы, возможно не понимая, что, не указав адреса, она лишила меня возможности на них ответить. А в заключение написала, что планирует приехать ко мне летом, когда у меня будут каникулы. Деньги, конечно, могли мне пригодиться для личных нужд. Судя по всему, она беспокоилась только о моих приемных родителях, как будто не понимала, как я по ним тоскую.

Я так и стояла, зажав листок в руках. Острый гнев волной поднимался из живота, словно изжога. Подошла мать: ее внимание привлекли разлетевшиеся купюры. Она собрала их и протянула мне, попросив дать ей хотя бы пару бумажек. Я бессильно пожала плечами, и она приняла это за знак согласия. В доме в это время больше никого не было. Она наклонилась, чтобы взять что-то в тумбочке под раковиной, где стояли мусорное ведро, полные и пустые бутылки, кучкой валялись дохлые тараканы и пахло плесенью. Она задернула шторку и повернулась. Я стояла перед ней, почти вплотную.