Арминэ - [18]
Легко сказать — пойти пешком в Ереван. Не так-то это просто оказалось на деле. Вот уже два часа он шагает по такой жаре, а дороге все нет конца. Сверху нещадно палит солнце, а внизу, под ногами, раскаленный асфальт. Изредка мимо проносятся грузовики и переполненные пассажирами рейсовые автобусы. Но хоть бы одна машина остановилась! Правда, он ни разу и не догадался поднять руку.
Зной усилился. Давид облизал сухие губы и оглядел из-под руки местность. Кругом, насколько хватало глаз, зеленели виноградники. Горы уже синели где-то далеко позади. Справа и слева от дороги, под прямым углом к ней тянулись ряды виноградных лоз.
Внезапно Давид почувствовал страшную жажду. Он достал из сумки бутылку с водой и сделал несколько жадных глотков. Вода оказалась теплая-теплая. Противно стало пить. Он отер рукавом пот с лица… Может, поесть? Но только не тут на солнцепеке. И он перепрыгнул через ров, заросший чертополохом и всякими другими сорняками.
Тут, в тени виноградных лоз, обвивавших бетонные столбы, веяло приятной прохладой. Из гущи виноградных листьев аппетитно выглядывали крутые гроздья черного винограда, подернутого тончайшей жемчужной пылью. И вдруг ему очень захотелось винограда с сыром и хлебом.
Не успел он доесть хлеб с сыром и виноградом, как вдруг где-то справа от него послышался громкий, заливистый лай собаки. Через несколько минут из-за гущи спутанных виноградных лоз выскочил огромный волкодав и кинулся к нему. Сердце у мальчика неистово забилось от страха, но он не растерялся: схватил с земли камень и бросил в собаку. Он понял, что попал в нее, так как волкодав, дико взвизгнув от боли, исчез в винограднике так же неожиданно, как и появился. Давид тревожно оглянулся, пытаясь унять бешено стучавшее сердце. Однако через пять минут снова раздался лай, и уже не одной собаки, а целой своры. Давиду стало страшно, но он лихорадочно стал искать глазами: чем бы защититься? У самой обочины дороги лежал большой, увесистый камень. Он перепрыгнул через ров и обеими руками поднял кусок гранита.
Лай приближался все ближе и ближе, и вот уже свора собак, скалясь, окружила Давида. Он обеими руками высоко поднял камень и, держа его наготове, всякий раз, когда к нему подступал близко какой-нибудь из разъяренных псов, замахивался им, делая вид, что вот-вот бросит в него.
— Эй! Кто там залез в виноградник? — услышал Давид голос приближающегося сторожа. — Вылезай скорей, не то собаки разорвут на части!
В это же самое время по дороге мимо него проехал автобус, но Давид даже не оглянулся. Он только успевал отпугивать камнем то одну собаку, то другую. Краем глаза Давид заметил, что автобус, отъехав метров десять, остановился. Из него выскочил высокий человек. «Наверное, водитель», — успел подумать Давид. С ломиком в руке он бежал на помощь к мальчику. Вслед за высоким человеком из автобуса вышли несколько пассажиров, все они бежали к Давиду, на ходу поднимая с земли камни.
— Беги к автобусу, мальчик! — крикнул высокий, подбежав к Давиду. — Беги скорее к автобусу! Я с ними справлюсь!
Давид бросился бежать, однако, отбежав несколько метров, остановился, тяжело дыша. Оглянулся назад на высокого. Тот, замахиваясь ломиком, отгонял от себя собак. Мальчик, словно загипнотизированный, смотрел на высокого — страшно было подумать, что было бы с ним, если бы автобус не остановился… Только теперь он понял, что одному было бы не справиться.
— Беги сюда, мальчик, сюда! — кричали сгрудившиеся у автобуса остальные пассажиры.
— Эй! — крикнул появившийся сторож. — Не трогайте собак! Не трогайте совхозных собак! Я их сам уйму!
И сторож стал окриками и палкой отгонять собак, а те, услышав голос своего хозяина, начали успокаиваться и одна за другой исчезли в винограднике. Через несколько минут, что-то недовольно бурча под нос, ушел и сам сторож.
Ни за что ни про что
Воскресный день начался для Давида чудесно: солнце весело купалось в прозрачных облаках, в неистовом восторге заливались над головой птицы на деревьях, а на столе его ждали любимая жареная картошка и яичница.
В это утро завтракали в саду всей семьей, что случалось не так уж часто: по утрам родители вечно спешили на работу. После завтрака мама пошла в дом, достала из шкафа новенький костюм, недавно привезенный отцом из города, слегка отутюжила его и протянула Давиду:
— Надень-ка свой новый костюм. Но прежде почисти ботинки да умойся как следует по пояс.
Давид удивленно взглянул на мать: что это вдруг? Ведь костюм был куплен для особых случаев.
— Сегодня мы идем к тете Соне в гости. Она пригласила нас на шашлык, — пояснила мать.
Давид страшно обрадовался: во-первых, он очень любил бывать в гостях у тети Сони, где его ждала тьма-тьмущая двоюродных братьев и сестер (сам-то у матери он был один); во-вторых, сегодня наконец он пощеголяет в новом костюме цвета хаки, с погончиками на плечах и нагрудными карманами, который удивительно напоминал военную форму, что была на отце Шагена, когда тот приехал прошлой осенью из армии в отпуск.
Тщательно умывшись и причесав свои вихры, Давид надел новый костюм, начищенные до блеска ботинки и, так как родители еще не были готовы — отец дочитывал утренние газеты, а мать доглаживала свое платье, — побежал на улицу: уж очень ему не терпелось похвастать перед мальчишками новым костюмом военного покроя.
