Армейские байки - [12]

— Рядовой Мельниченко!

— Мельниченко, в оружейной комнате — пожар. Эти оба мертвы.

Угорели оба, — показал подполковник на дневального и дежурного, непонимающе смотрящих на него. Мельниченко пожал плечами, повернулся к посту дневального и ладонью прижал тревожную кнопку. Сквозь ревун раздался его хриплый спросонья крик:

— Р-рота, пожарная тревога! Строиться на плацу! Подполковник отдернул лацкан и уставился на часы. Мимо с топотом неслись курсанты, подгоняемые сержантами — эта вводная была понятна всем. А навстречу потоку с руганью поднимался Быков в замусоленном х/б, весь какой-то взъерошенный — опять спал на своих трубах в тепле и вони подвальных помещений. За собой он тащил тяжелый красный огнетушитель. Вбежав в помещение казармы, толкнул в спину подполковника, подскочил к дневальному и заорал ему в лицо:

— Какого, нах? Где, нах, горит? Твою …!

— Отбой тревоги, — спокойно сказал подполковник. Ревун отключился. Быков хлопал глазами и наскакивал на дневального, пока тот не показал пальцем ему за спину.

— Оп-па… Рядовой Быков! — честь он отдавать не стал, потому что в правой руке держал огнетушитель.

— Что у вас в петлицах, рядовой Быков?

— Ну, дак… Это рабочее у меня, товарищ подполковник! Поломалось… В петлицах красовались рюмки, оставшиеся по команде комбата с прошлого залета.

— Рабочее, значит? Поздравляю вас, рядовой Быков. Вам за четкие и оперативные действия командованием предоставляется десятидневный отпуск для выезда на родину! Быков замер, раскрыв рот. Сержант ткнул локтем в бок.

— Спасибо…

— Что?

— То есть… Служу Советскому Союзу!

— Служи, служи… А я лично проконтролирую, чтобы ты уехал до окончания нашей комиссии. И на петлицы твои гляну… … В хозвзводе был переполох. Быню готовили к отпуску. Быню! Из-за него комбат гонял всех, как сидоровых коз. Вернее, как последних-распоследних козлов. А тут — отпуск! Да еще сам проверяющий проверит! Переполох был и в штабе. Сначала комбат упирался, пытался объяснить, что перед подполковником был нарушитель дисциплины, что такого поощрять нельзя. Но член высокой комиссии объяснил майору на пальцах, что если бы был пожар, то все, блин, сгорели бы, нафиг. А вот этот замусоленный — всех бы спас. Он не говорил, как некоторые, а действовал. Понял, майор? И это должно быть примером для всех.

Пусть завидуют. Но пусть не слова говорят, а действуют по вводной.

Понял? И наутро блестящий необмятой парадкой с полными медицинскими эмблемами со змеями в петлицах, в сияющих ботинках, с чемоданчиком в руке, Быня стоял перед провожающими. Командир части из-за спины комиссии показывал ему кулак, подполковник осматривал удовлетворенно, а из окон казармы смотрели сослуживцы, дико завидуя. … Быня уехал. Комиссия тоже. Наступило затишье. Кузнецов в один из дней нерешительно подошел к начальнику штаба.

— Товарищ майор, разрешите обратиться?

— Чего тебе, Кузя? — не поднял головы от бумаг майор Одиница, показывая тоном, что можно и без лишних вступлений.

— Товарищ майор, комиссия уехала… Вроде, хвалили нас?

— Нас — хвалили, — удовлетворенно подтвердил начальник штаба.

— Так… Тут Быня вот поехал… А мне бы тоже? А? Майор оторвался от бумаг и внимательно осмотрел своего старшего писаря.

— В отпуск хочешь? Заслужил, считаешь?

— Ну, вроде того… Что я, хуже Быни?

— Лучше, лучше… Гораздо лучше. А кто мне проценты посчитает? А график дежурств? А карты? А отчет в округ? А… Понимаешь, Кузнецов, мне тебя заменить сейчас просто некем. Что, самому мне прикажешь все это делать? Поэтому, Кузя, хрен тебе по всей завидущей морде, а не отпуск на родину. Лучше вот я тебе ефрейтора присвою…

— Ну, товарищ майор!

— Мало, что ли? И знак «За отличие в службе». Второй степени. И хватит, думаю. Иди, Кузнецов, работай… Служи.

Заветная тетрадь

Черт, черт, черт! Куда же она задевалась? Вот же, здесь же, тут же вот… Блин! Рядовой Кузнецов в третий раз перебирал содержимое своего письменного стола. Вообще-то он давно уже должен был быть не рядовым, а сержантом, потому что всю их команду серьезных уральских пацанов с самого начала вели к сержантской школе. Но перед отправкой команды его вызвал начальник штаба батальона и провел лично среди него разъяснительную работу. Он так и сказал, начальник штаба:

— Я сейчас среди тебя разъяснительную работу проведу… А что там долго разъяснять? Майор, сидя вольготно за своим столом, в картинках и с веселым матерком рассказал стоящему навытяжку молодому бойцу, что сержант отличается от простого военного только тем, что может дольше бегать в противогазе, да на морозе может стоять часами в хромовых сапогах, купленных в военторге. А больше ничем он не отличается. Вот только достигаются эти умения потом и кровью.

— А тебе это надо? — спросил майор. — Все мозги ведь потеряешь, а ты, вроде, студентом был. Так? В общем, соглашайся, боец, будешь у нас тут при штабе писарем.

— Да у меня же почерк…

— Зато на машинке можешь. И соображаешь хорошо. И проценты вон по проверке все просчитал и места раздал. Думаю, что и график дежурств сможешь нарисовать, и много еще чего сумеешь. Соглашайся, парень. Я тебе плохого не посоветую. Ага, на машинке… Это майор здорово напомнил. Тут запарка у них была, у штабных, в связи с комиссией из округа. Вот Кузнецова и привлекли вместе еще с парочкой студентов-недоучек. Схемы-графики оформить, тетради прошить, инструкции перепечатать… Ну, он и напечатал ночью, от дурости и унылости этой работы, найденные в «Комсомолке» «Заповеди молодого бюрократа». Там про то, что на столе должно быть много всего, чтобы перебирать всегда. Что на стуле должен пиджак висеть. Что точилка нужна, чтобы полдня карандаши точить… Много смешных пунктов. Кузнецов размножил текст ночью, выполняя внеочередное и сверхсрочное поручение, а потом разложил всем штабным под стекло. Ну и что? Народ смеялся. Начфин даже по плечу похлопал, мол, молодец. А потом приехал майор «молчи-молчи» и провел с ним, с рядовым Кузнецовым, страшную беседу о военной тайне и о том, что вот такие бумажки не просто подрывают авторитет офицеров Советской армии, но и позволяют шпионам получить доступ к шрифтам пишущей машинки. И все допытывался особист: кто научил, кто поручил — ведь не может молодой боец сам начальству под стекло на стол такое выкладывать! Еле отбился. В общем, остался он при штабе. Все уехали в сержантскую школу, а он поселился в хозвзоде, получил стол в штабе и вплотную занялся расписаниями занятий, мобилизационными планами и даже графиком дежурства офицеров по части. Ой, что было, когда он понес для ознакомления первый свой график.