Армейская юность - [9]

– А денек нынче будет хороший!… Мы не отвечаем.

Он стучит ногтем по стеклу альтиметра. Стрелка подходит к цифре «400».

– Приготовиться! – бросает он лениво и открывает дверцу, как калитку в палисад.

Я встаю и все-таки смотрю вниз. Голова не кружится. Земля очень далеко, еще в утренней дымке, пронизанной солнцем, далеко-далеко, на дне бездны, и в то же время она близко: видны игрушечные домики, лесок, железная дорога.

– Только не толкай, я сам прыгну!…

– Зачем мне тебя толкать? – отвечает он, зевая. – Пошел!

Я прыгаю, как учили, стоймя, «солдатиком». Правая рука должна лежать на кольце запасного – на случай чего. Но куда там! Я не помню, где она. Это уже в дальнейшем ловишь себя на том, что рука как пришита к кольцу.

И вдруг рывок. «Динамический удар», – думаю я. Скорость падения так резко замедляется, что какое-то время кажется, будто летишь вверх. Задираю голову. Надо мною раскрытый, наполненный воздухом купол. Все в порядке!

Оглядываюсь. Справа от меня, чуть выше, летит Вася Демидов. «О-го-го!» – кричит он мне. Еще выше Мишка Сидоров грузно сидит на лямках, как на качелях.

А снизу слышны голоса инструкторов:

– Держи ноги вместе! Разворачивай по ветру! Держи лапы вместе! Земля близко!

Земля несется на нас быстро и словно наклонно. Горе тому, кто попробует «ловить землю ногами» – сделает движение, как при беге, – перелом обеспечен. Поэтому и кричат инструкторы. Нужно спружинить удар – носки вместе, пятки вместе, колени вместе. И еще нужно развернуть купол за стропы так, чтобы ветер дул тебе в спину. Иначе ты полетишь спиной вперед, упадешь на спину и ударишься затылком.

Но мы выполняем правила. Чувствительный удар. Падаешь на бок, «гасишь» парашют, чтобы не тащил тебя по земле. Теперь домой, на завтрак. Очень хочется есть!

Итак, первый прыжок закончен. Все целы. Но бывало и иначе.

Бытовала у нас песня, наподобие старинной морской!

Раскинулось небо широко.

И «дугласы» вьются вдали.

Товарищ, летим мы высоко,

Все выше от милой земли.

Не слышно ни смеха, ни песен,

Лишь пара моторов шумит.

А «Дуглас» так мрачен и тесен,

Как вспомнишь, так сердце болит.

Вот резко сирена завыла,

Товарищи, надо спешить…

И так далее.

Герой песни прыгает, ему отказывает парашют.

Дальше было два варианта: в первом он разбивается, и его хоронят друзья, завернув в парашютный купол; во втором, более популярном, -

Он дернул ПЗ[1] вытяжное кольцо

И выбросил в сторону купол.

Веселой улыбкой сияет лицо:

Минута – и был бы уж трупом.

К нему подбегают, а он уж встает…

Кончалась песня так:

Тоскует старушка – живой ли сынок? —

Болит материнское сердце.

А сын на груди носит синий значок,

А рядом эмблему гвардейца.

«Синий значок» я и теперь иногда надеваю, внизу подвеска с цифрой – количество прыжков.

Увлекательное зрелище – смотреть, как с утра до вечера прыгает с самолетов бригада.

Летит самолет, и видишь, как отделяется от него крохотная черная точка, за ней другая, третья, и вдруг над ними появляются белые легкие купола. Этих первых пускают, чтобы «пристреляться» – посмотреть, насколько сносит их ветром. А потом пошли, буквально как грибы, с каждого самолета по «тридцать витязей прекрасных». Снизу смотреть – они парят в воздухе почти неподвижно, опускаются медленно-медленно. И вдруг один, обгоняя всех, быстро идет вниз. «Парашют колбасит», – говорит кто-то тихо.

Это страшная вещь – захлестнет купол стропой, он раскрылся, но не весь, и летит человек медленнее, чем в свободном падении, но со скоростью, достаточной для того, чтобы разбиться. А полураскрытый купол вихляется, идет «колбасой».

– Парашют колбасит! – И обрывается сердце. Человек открывает запасный, но скорость не настолько велика, чтобы он сам наполнился воздухом. Безвольно падает его купол. Парашютист подхватывает его, быстро-быстро собирает, прижимая к животу, и бросает резко в сторону, чтобы ему помог ветер. Но купол снова падает. И снова собирают его стремительные руки и снова бросают в сторону – и видишь, как неторопливо, словно нехотя, расправляется ткань и, как чудесный цветок, раскрывается купол. Резко снижается скорость падения. Всеобщий вздох облегчения: «Уфф…» А бывает, так и скрывается человек за леском, болтаясь под вихляющимся парашютом.

На третьем прыжке разбился Володька Замышляев, товарищ мой по училищу. С ним случилась другая беда.

При массовом прыжке с самолета открываются двери в обе стороны, идешь в затылок товарищу и делаешь очередной шаг туда, в голубое пространство. Никаких усилий не надо. Только шагнешь, и тебя уже самого бросает встречной струей воздуха. Но больно лихой был парень Замышляев, он оттолкнулся резко, обеими ногами, как будто прыгал с мостков в воду, и пошел вниз, но не «ласточкой» или «рыбкой», а кульбитом, кубарем, наматывая на себя тянущийся за ним купол. Так и упал он, весь обмотанный перкалем, как в саване. Мы похоронили его на тихом дачном кладбище над рекой. Встал на его могиле маленький столбик с фанерной красной звездой.

И пошла в далекий, без светомаскировки, городок «похоронная» – извещение о том, что «рядовой Замышляев Владимир Петрович пал смертью храбрых». Поплыла в конверте с фиолетовым штемпелем военной цензуры эта трагическая формула войны.