Армагеддон [трилогия] - [11]
Подумав так, Нефедов потрогал висящий на поясе тяжелый пистолет «Кольт М1911А1», купленный все у того же загорелого немца в числе прочего вооружения. Вытащил из кобуры, повертел в руке, снял с предохранителя.
В тир он ходил регулярно — Нефедову нравилось отношение американцев к оружию, нравилась Национальная стрелковая ассоциация, нравилась нерушимая Вторая поправка («Поскольку для безопасности свободного государства необходимо хорошо организованное народное ополчение, право народа хранить и носить оружие не подлежит ограничениям»). Всего этого не было дома, в России. Нефедов искренне считал, что общество, где преступнику добыть огнестрельное оружие легче, чем законопослушному гражданину, нежизнеспособно. И одиннадцатимиллиметровый пистолет в руке придавал ему уверенность в себе, силу, даже мудрость.
Его товарищи удивились бы, узнав, что их второму врачу не раз приходилось стрелять в людей. Впрочем, с того момента, как Игнат участвовал в настоящем бою, прошло уже много лет, а последнее время он лишь дырявил ростовые мишени в тире под одобрительные отзывы инструктора. Когда-то он был готов, не раздумывая, применить оружие при первой необходимости, но жизнь в благополучной Америке сделала его благодушным и расслабленным. Поэтому, когда в звенящей ночи сельвы раздался сухой винтовочный выстрел, и Фрэнсис Леттич упал лицом в костер, Нефедов растерялся.
Одежда Леттича вспыхнула, отчаянно завоняло паленым волосом. Судя по всему, несчастный студент был мертв; остальные залегли за камнями, бывший морпех наудачу выпустил очередь в темноту.
— Tovarishch! — заорал невидимый Роулинсон. — Ты там живой?!
— Да! — крикнул в ответ Нефедов, хотя кричать, конечно же, не следовало, ведь нападавшие могли притаиться совсем рядом. Подтянув штаны и не разгибаясь, он бросился к костру, с разбегу грохнулся ничком на каменистую почву и подполз к чернокожему здоровяку. Запах горелых тряпок сменился отвратительным смрадом горящего мяса, и Ломакс, не выдержав, поволок труп из костра за ноги. Ченнинг схватил пластиковую канистру с водой и вылил на тело и в огонь, подняв клубы пара и пепла. Костер погас, стало практически темно. Перепуганные выстрелами обезьяны завопили еще пуще прежнего, к ним присоединились разбуженные птицы.
— Что будем делать?! — задыхаясь, спросил Нефедов, лихорадочно застегивая ремень.
Снова треснул выстрел, потом другой, сверху посыпались сбитые листья — стрелок то ли взял слишком высоко, то ли специально пугал. Глаза постепенно привыкали к темноте.
— Непонятно, кто это и сколько их. Стреляли вроде бы оттуда, — махнул рукой Ченнинг. — Тихо! Что-то кричат.
Археологи прислушались. В самом деле, гортанный голос что-то отрывисто выкрикивал в темноте. Это был не испанский язык, и Лафонсо Ченнинг осведомился:
— Чарли, что он говорит? И по-каковски он бормочет?
— Юкатакский язык, один из языков майя, — отозвался Роулинсон, который в пылу сражения не утратил бутылку с «Гленфиддишем». Сделав большой глоток, он добавил:
— Кстати, хренов Мэл Гибсон снял на этом языке свой чертов «Апокалипсис», такое кино про древних индейцев.
— Лекцию прочтешь потом! — рявкнул морпех. — А что он говорит?
— Да несет какую-то хрень, опять по поводу пророчества. Страшная беда, которую мы вынули из склепа. Весь мир погибнет. Предлагает нам не сопротивляться и умереть спокойно, пока еще можно все исправить.
— Скажи им, что мы думаем, — велел Ченнинг. Роулинсон послушно выкрикнул в темноту несколько отрывистых слов. Ответом была тишина — видимо, нападавшие согласились дать пришельцам несколько минут на раздумья.
— Похоже, мы в самом деле влезли в запретное место, — заключил профессор Ломакс. — Теперь зловещее предупреждение старухи обретает смысл. Дело, конечно, не в злых духах, а в фанатизме местных жителей… Те же партизаны-сапатисты запросто могут убить нас и ограбить, и в данном случае легенда о страшной беде, скрываемой в склепе, не хуже любой другой.
— Спасибо, проф, утешили, — мрачно сказал Ченнинг. — Чарли, скажи им, что мы подумали. Пускай убираются на хрен.
— Сейчас, — как ни в чем ни бывало, согласился Роулинсон и закричал во тьму. Ответом ему снова была тишина, и морпех предложил:
— Они думают, что делать дальше. Самое время линять отсюда. Вон там есть лощинка, я еще вчера тут хорошенько осмотрелся… Давайте туда, только не шумите! Я придержу их на дистанции.
— Я помогу, — неожиданно для себя произнес Нефедов.
— Окей, русский, — согласился морпех. — Если снова прикроешь мою задницу, как тогда, в Тикрите, с меня бутылка бурбона. Любишь бурбон?
— Предпочитаю скотч.
— Тогда тебе Чарли проставится. Ну, вперед!
Роулинсон не заставил просить себя дважды и резво пополз на четвереньках в указанном Ченнингом направлении, таща за собой рюкзак. За лингвистом устремился Ломакс, следом — Блэки, до сих пор молчавший и выглядевший перепуганным до смерти. Словно среагировав на движение, нападавшие тут же принялись стрелять, причем на сей раз было задействовано не менее шести семи винтовок. Автоматов у них не было, и Нефедов внутренне порадовался — несколько «калашниковых» против их пистолетов и одной автоматической винтовки Ченнинга не оставили бы им шансов. Как говорили в годы молодости, «тут ваши не пляшут».
