Арктическое лето - [50]

Он уже утратил нужный темп, когда вдруг произошло нечто, полностью отвратившее его от намеченного курса.

* * *

Лили по-прежнему жестоко страдала от ревматизма, и в сентябре тысяча девятьсот тринадцатого года решила пройти курс терапии в Хэррогейте, на севере. Спланировав курс лечения в течение месяца, она посчитала необходимым, чтобы Морган большую часть этого срока пребывал с ней. Но от Хэррогейта было рукой подать до Миллторпа, а Миллторп являлся тем самым местом, где жил Эдвард Карпентер.

Морган много раз слышал имя Карпентера. У них нашлись общие знакомые, среди которых самым выдающимся был Голди. Много лет назад, когда Голди был еще студентом, влюбленным в Роджера Фрая, он отправился пожить в Миллторп и с тех пор стал горячим энтузиастом и данного местечка, и хозяина дома, где он остановился. Он настаивал, чтобы Морган посетил Карпентера, и даже дал ему рекомендательное письмо, но Моргану так и не удавалось им воспользоваться. То время оказывалось неподходящим, то путешествие представлялось слишком неудобным, хотя, если говорить по правде, он просто боялся.

Карпентер слыл человеком с репутацией. Или, если быть более точным, человеком со многими репутациями. Будучи на тридцать пять лет старше Моргана, он прославился тем, что громогласно выступал в защиту различных, но связанных друг с другом общественных и социальных вопросов – социализма, вегетарианства, прав женщины. Это принесло ему добрую славу в определенных кругах, хотя иные его кампании принесли ему славу противоположную.

Карпентер принадлежал к меньшинству. Но в отличие от Моргана и Голди он открыто заявил об этом, опубликовал две книги, произносил речи и вообще вел себя вызывающе-смело. Правда, он окружал то, во что верил, ореолом мистицизма и был предельно осторожен в сексуальных вопросах, тщательно выбирая слова и говоря о любви между друзьями-мужчинами как о продолжении славной традиции мужских сообществ, которые зародились, как всем было известно, еще в Древней Греции. Однако он не стеснялся жить в соответствии со своими убеждениями, и все знали, что в его доме живет более молодой мужчина, из рабочих. Карпентер и этот человек вели совместную жизнь, как сказал Голди, уже больше двадцати лет.

Морган читал кое-что из написанного Карпентером по поводу того, что тот называл «гомогенной любовью». Прочитанное взволновало его – в том, что постулировал Карпентер, отозвались многие чувства самого Моргана. Но раньше он опасался приближаться к Карпентеру лично, боясь непредсказуемых последствий шага. Теперь же, после поездки в Индию, он чувствовал себя более дерзким и бесстрашным и готов был, в случае если подвернется возможность, воспользоваться ею.

Эта экспедиция не была простой. Во-первых, он не мог сообщить Лили, куда собирается ехать, а потому ему пришлось укрываться за покровом неопределенностей и извинений. Во-вторых, Миллторп находился в стороне от линий железнодорожного сообщения, и с ближайшей станции Моргану пришлось бы несколько миль шагать через поля и рощи. И, кроме того, он нервничал, боясь того, что приедет, но с хозяином дома так и не поладит – что тогда? Однако в конце концов все это оказалось не таким страшным. Когда он стоял перед Карпентером, пожимая руку великого человека, то ощущал значительность момента, который наступил чуть позже, чем хотелось бы Моргану.

– Э.М. Форстер? – повторил хозяин дома, иронично улыбаясь сквозь бороду. – Почему вы прячетесь за инициалами? Как ваше имя?

– Эдвард, как и ваше, – ответил Морган. – Но все зовут меня Морган.

– У нас только имя общее? – спросил Карпентер.

– Возможно, что и нет. Но я вас не очень хорошо знаю, чтобы говорить откровенно.

– Скоро вы узнаете меня лучше. Добро пожаловать в дом. Но для начала я должен измерить вашу стопу.

– Прошу прощения? – не понял Морган.

– Это для сандалий, – пояснил Карпентер. – Я сделаю их для вас. Вы нуждаетесь в том, чтобы освободиться; ваши ноги не могут познать землю, пока на них эти ужасные ботинки.

Карпентер тоже был обут в сандалии и, одновременно посмотрев вниз, они с Морганом некоторое время созерцали его длинные, кривые, узловатые пальцы ног.

– Мои первые сандалии изготовлены были в Кашмире, – сказал Карпентер. – Мне их прислал мой дорогой друг, Кокс.

– Я был в Индии шесть месяцев и только что вернулся.

– О, Индия! – покачал головой Карпентер. – В высшей степени чудесное, исключительное место! Хотя, по правде говоря, Индия – это много мест одновременно. Двадцать лет назад я провел там несколько месяцев. Вы должны рассказать мне о своей поездке, но прежде давайте войдем в дом. Прошу вас.

Каменный дом был простым и без особых прикрас, в его облике доминировали прямые линии. Коридоры, которые связывали бы комнаты, отсутствовали, а потому комнаты просто шли одна за другой: кухня переходила в буфетную, за которой располагалась судомойня, в свою очередь выходившая в стойло. Гостиная, где Моргану предложили чувствовать себя как дома, напоминала пустой канцелярский кабинет, хотя вид из окна, выходившего в сад со множеством растений, был достаточно приятен. Когда Карпентер сел напротив Моргана, он вдруг показался каким-то чересчур большим – быть может, так воздействовали стены, покрытые холодной темперой, и деревянные полы.