Арктическое лето - [45]

Сам джентльмен казался слишком запоминающейся личностью, но его имя в памяти Моргана осело. Таким именем можно назвать второстепенного, проходного персонажа, которого никто не запомнит. Но проблема и с мистером Футболом, и с прочими обрывочными фактами, накопившимися у Моргана, состояла в том, что они пока оставались разрозненными, ничем не связанными друг с другом фрагментами – обрывки разговоров, моментальные наблюдения, сделанные на ходу. Ничто не связывало их в единую картину. Когда он писал свои прошлые романы, там всегда нечто прочно стояло в центре повествования – некое уплотнение, вокруг и посредством которого разворачивалась история. Все сходилось в одно, и все исходило из него. Без этого элемента он даже не мог начать! И хотя о своей индийской книге он размышлял уже долгое время, он так и не знал пока, что ляжет в ее основание.

Ну что ж – либо получится, либо нет. Если некое Большое Событие не явится Моргану, книга не состоится. И мир, наверное, от этого не станет беднее.

Тем временем он по-прежнему оставался путешественником, а Индия предлагала на выбор разнообразные события и места. В Дели Малькольм организовал для него еще одну встречу с Бапу-сагибом. Моргану очень хотелось повидаться с Их Высочеством, который занимал в его душе второе место после Масуда как лучший и любимейший из индийцев. Не успел Морган оказаться в отеле, где остановился Бапу-сагиб, как сразу почувствовал чьи-то ладони на своих глазах. Оглянулся – Бапу-сагиб со счастливой улыбкой на лице! Их радостное взаимное приветствие определило и тон их отношений в те два дня, что провел Морган в компании Их Высочества.

Их Высочество был здесь с Рани. Здесь же жил их ребенок, брат Бапу-сагиба, его премьер-министр и шестьдесят пять сопровождающих лиц. Все они жили в одном отеле и должны были принять участие во всеиндийской конференции штатов и территорий. В последний день своего пребывания в Дели Морган сопровождал Их Высочество, когда тот наносил официальные визиты. Когда все обязанности были исполнены, Бапу-сагиб принялся по-мальчишески веселиться, прыгая на подушках экипажа, который вывез их в центр города, где они встретились с братом Их Высочества и другими придворными, посещающими магазины. Перебраниваясь и шумя, веселая компания – десять человек – осадила экипаж со всеми своими горами покупок. Морган оказался между Их Высочеством, на котором красовался большой бледно-желтый тюрбан, и его братом, на голове которого сидел тюрбан пурпурного цвета. Напротив расположился доктор в махараштрийском тюрбане, в то время как к нему с одной стороны притулился секретарь, несший на голове что-то вроде оранжевой чашки с блюдцем, а с другой – придворный шут, державший на коленях страдающего одышкой пожилого мопса. Снаружи сидели кучер, слуга, лакей и грум. Как заметил Морган, никто на улице не обращал ни малейшего внимания на шумную компанию.

Это событие вернуло Моргану доброе расположение духа, не оставлявшее его во время поездки через Джайпур, который ему не понравился, и Джодхпур, что, наоборот, произвел на него самое приятное впечатление. Еще больше развеселил его своими долинами, рощами и храмами Маунт-Абу, и в Хайдерабад, на самом юге, он прибыл почти в восторженном настроении. Через несколько дней он приехал в Аурангабад – завершающую, финальную точку его индийских странствий.

Едва Морган прибыл в придорожную гостиницу, как его перехватил Саид, младший брат Ахмеда Мирзы, и отвез в самые красивые помещения из тех, что он видел в этой стране, – большой зал, разделенный надвое изысканными голубыми арками, одна сторона которого открывалась в сад, где деревья, казалось, ждали на пороге, чтобы вот-вот влиться в дом шумной толпой. Воздух был насыщен запахом цветов. Каждый день перед сном Морган выходил из дома и рассматривал его с противоположного берега искусственного прямоугольного водоема, полного рыбы. Вид напоминал Лоджию Ланци во Флоренции.

Свое жилище – небольшой домик во дворе – Саид делил с муниципальным инспектором и адвокатом, и на второй день по приезде Моргана они все вместе ужинали, курили кальян, беседовали, читали стихи на персидском, урду, арабском и греческом, а также обсуждали астрологию и недостатки англичан. Был ясный, спокойный вечер, и на мгновение Моргану показалось, что он вернулся в прошлое, во времена одного из своих первых визитов в Оксфорд, когда у них с Масудом все только начиналось.

Он немного знал Саида еще по Лондону, но с тех пор этот молодой человек стремительно вырос и возмужал. Он уже был мунсифом, судьей и младшим магистратом, и Морган несколько раз навещал его в суде, подолгу сидя в зале судебных заседаний. Там он смотрел, как местный хирург свидетельствовал по поводу совершившегося убийства, в то время как слуга, огромный, с голой грудью и скульптурной статью юноша, в котором слились воедино и идол, и человек, бесстрастно, словно одна из Мойр, Атропос, управлялся с веревкой, к которой было присоединено подвешенное под потолком опахало, пунках.

Моргану становилось все более ясно, что его роман мог бы взрасти на каком-нибудь из тех дел, что разбираются в суде. Такая идея отлично вязалась с его индийским опытом как таковым – большинство образованных индийцев, которых он здесь встретил, включая Масуда и его друзей, были адвокатами. С другой стороны, многие из его английских знакомых трудились на Индийскую гражданскую службу в качестве магистратов.