Арктическое лето - [17]

– Ничего абсолютно, – ответил Морган. – С ним все обстояло отлично. Он был вполне нормален.

Нормален. Это слово, как подумал Морган, не означало ровным счетом ничего.

– Но о чем вы говорили? Он же должен был что-то сказать, дать какой-нибудь ключ!

– Ничего он не говорил, – пожал плечами Морган. – Происходил совершенно обычный разговор, подобный тому, что мы вели в ресторане.

Было ли это правдой? В определенном смысле – да. Но, если оценить все с другой стороны, то Морган сомневался, прав ли он. Быть может, там проскальзывали такие намеки, ключи, как их назвал Малькольм. Но вы их не поймете, если не принадлежите к меньшинству. Тайный язык, тайные знаки, которые говорят о многом, но в еще большей степени позволяют утаивать, что ты должен сообщить другому. Морган не был уверен, что Мерц действительно что-то сказал.

Тем более он не мог поделиться своими сомнениями с Малькольмом. Это означало бы говорить и о самом себе, причем так, как они до сего дня никогда не разговаривали. А Малькольм с его примитивным обыденным сознанием может просто не понять. Поэтому, даже пребывая в одном шаге от разгадки и изо всех сил желая понять, что произошло, Морган был обречен лишь косвенно касаться этой тайны, пользуясь намеками и недомолвками.

Тем более никому он не рассказал о молодом человеке, который им повстречался. Молодом человеке с убийственным взглядом. Был ли тот готов на что угодно при условии наличия у вас и денег, и необходимой толики храбрости? Вполне вероятно, что Мерц, расставшись с Морганом, отправился за этим молодым человеком и между ними произошло нечто, приведшее к несчастью.

То, что произошло с Эрнстом Мерцем, было предупреждением Моргану. Он ходил над пропастью, по самому ее невидимому краю, через который, казалось, так легко шагнуть. И что делало эти прогулки особенно опасными, так это неодолимая сила соблазна, которая, словно сила гравитации, тянула его вниз. Он часто чувствовал эту силу, особенно в последние дни. Без всякого предупреждения его тело начинало испытывать судороги желания столь отчаянного, что сопротивляться ему он был не в состоянии. Однажды, проходя на улице мимо какого-то солдата, Морган наткнулся на совершенно равнодушный взгляд, и тут же его воображение услужливо сбросило с этого парня все одежды – так ясно и отчетливо, что Морган не смог отделить фантазию от реальности. Он принимался нервничать, стоило ему увидеть красивое мужское лицо, и даже менял свой маршрут, а иногда и вагон в поезде – лишь бы держаться поближе к источнику этой красоты. По ночам, перед тем как заснуть, он воочию наблюдал, как недостижимые образы, дистиллированные его возбужденным мозгом, дефилируют по потолку.

Это была похоть, и ничего более, хотя временами похоть обретала черты сущности почти идеальной. Кроме того, Морган постоянно поносил эту часть своей природы, а его собственные желания вызывали в нем отвращение. И хотя он не претендовал на то, чтобы считать себя существом ангельски-чистым, как это понимала его мать и некоторые другие люди из ее окружения, но он ведь и не сдавался пороку! Что можно было счесть добродетелью или, во всяком случае, ее надежной заменой.

Тем не менее он страдал. Обедая недавно с другом в Банном клубе, во время краткой паузы в разговоре он вдруг ощутил присутствие стоящего рядом служащего, на котором из одежды было только обернутое вокруг бедер банное полотенце, – тот собирал и складывал простыни. Столь близкая нагота постороннего человека, а за ним, в зелено-голубом бассейне, над которым клубился пар, еще полуодетые мужские тела – это были видения какой-то другой страны, напоенной влажным теплом и чувственными желаниями. Нет-нет, явно не Англии. Трудно было поверить в то, что буквально в нескольких футах, за кирпичной стеной, шумел Лондон, пронизанный струями дождя.

Еще более тревожное событие произошло спустя несколько дней, когда, обедая с тем же приятелем в писательском клубе, Морган начал, почти не контролируя себя, говорить о своих занятиях в колледже для рабочих. Не задумываясь над собственными словами, он вдруг заговорил об «очаровательном юноше», которого встретил там, и тотчас же один из посетителей клуба, сидящий напротив, опустил газету, осуждающе покачал головой и выстрелил в Моргана гневным взглядом из стволов своих в высшей степени добропорядочных глаз.

Морган занервничал и испугался. Ужас, который он внезапно пережил, не оставил его и в парикмахерской, куда он направился после обеда. Придя же туда, он через несколько минут осознал, что тот человек последовал за ним. Они посмотрели друг на друга, отвели взгляды и через миг вновь уставились друг на друга. Мужчина сел в соседнее кресло и завел на первый взгляд невинный разговор, который, совершив несколько крутых поворотов, заставил Моргана предположить, что этому человеку очень нужно занять десять фунтов, чтобы поставить на лошадь.

Морган, смутившись, сделал вид, что не понял и, встав, быстро вышел, похлопывая себя по карманам. Время от времени, шагая по улицам, он оглядывался. И, хотя тревожащий его человек исчез, Моргану казалось, что он весь день следует за ним по пятам.