Арктическое лето - [114]

Он немного покрутил последние фразы, добился нужного ритма – для финала это было крайне важно. Потом поставил точку и отложил перо. Открыл дневник и зафиксировал время: двадцать первое января тысяча девятьсот двадцать четвертого года. Написал и положил на стол карандаш Мохаммеда, приготовленный специально для этого случая.

Одиннадцать лет! Он ожидал, что почувствует особую значительность этого момента, но ничего подобного не произошло. Словно он выполнил одно совершенно пустячное дело и через минуту готов обратиться к другому, точно такому же. Все, что произошло за эти одиннадцать лет, каким-то образом должно было заполонить его кабинет. Но не заполонило. Не ощущалось ничего – ни следов Индии или Египта, ни воспоминаний о мировой войне, ни мучений над незаконченным романом, ни двоих мужчин, которых он любил. Только толстая полурастрепанная пачка бумаги, испещренная словами, что он написал.

Морган почувствовал, что обязан сделать что-то еще. Было довольно рано, и впереди лежал пустой, не заполненный событиями день. Он написал короткое письмо Вулфам, где сообщал, что закончил работу, но после этого – за исключением отправки письма – делать было абсолютно нечего. Поэтому он аккуратно сложил листы рукописи и некоторое время посидел за столом, тихонько мурлыкая себе под нос, после чего, почувствовав голод, отправился вниз, на поиски чая.

* * *

Прошло пять месяцев с того дня, как жизнь утратила свою главную движущую силу, пять месяцев с момента завершения рукописи до ее выхода из печати. Книгу долго и трудно набирали и печатали, после чего Морган работал с корректурой. Но время, когда он мог еще все изменить, давно осталось позади. Дело было сделано, дорога назад закрыта.

В этот период бездействия умерла тетя Лаура. С ней Морган никогда особенно не нежничал, но ему было жаль с ней расставаться – тетка оставалась связующим звеном между ним и отцом. А может быть, таким звеном был Уэст-Хэкхёрст, единственный проект, который его отец завершил за свою недолгую карьеру архитектора. Тетя Лаура прожила там сорок шесть лет и завещала Моргану пока еще не выкупленный дом и право выплатить остаток лизинга.

Ее завещание вызвало в доме настоящий переполох. Лили и Морган только что приобрели Харнхэм, дом в Уэйбридже, что до сих пор арендовали. Теперь они столкнулись с необходимостью продать его, пойти на шаг, чреватый многими неудобствами.

Лили отчаянно сопротивлялась. Хотя в Харнхэме ее тревожили дети и собаки, перспектива переехать в Уэст-Хэкхёрст беспокоила ее больше.

– Она никогда меня не любила, – говорила она о тетке Лауре. – Всегда смотрела на меня сверху вниз. А ее благотворительность мне не нужна.

– Последние месяцы она держалась очень мило по отношению к тебе.

– Это потому, что она совсем выжила из ума. Вряд ли такое поведение ее оправдывает.

И действительно, тетка Лаура всегда считала мать Моргана не вполне удачным приобретением семьи – из-за ее низкого и, вероятно, темного происхождения. Безжалостные насмешки и уколы сыпались на бедную Лили с бастионов, защищавших высший свет местного разлива, и лишь тогда, когда тетка Лаура благополучно тронулась умом, она стала относиться к Лили помягче.

Но Морган знал, что это не единственная причина, по которой мать не желала переезжать.

Переезд означал завершение ее жизни. Последний этап, уход в вечный покой. Теперь матери его было семьдесят, и ей недоставало энергии на начало новой жизни. Морган тем не менее сомневался, станет ли Уэст-Хэкхёрст действительно финальной стадией ее жизни – за дом оставалось платить еще тринадцать лет, но он понимал символику, взятую на вооружение матерью. Он набирался духу, чтобы сделать для нее процесс решения максимально комфортным, а Лили переходила от одного варианта к другому и даже поговаривала о том, не содержать ли им сразу два дома.

Что до Моргана, то он осознавал, что в жизни его начинается совершенно новый период. Хотя мать по-прежнему будет во все вмешиваться, он наконец стал хозяином дома. Его новое положение в семье соответствовало и обретенному им с недавнего времени прочному профессиональному солидному статусу. Он не знал, как это получилось, но теперь и он, и его имя были окружены всеобщим уважением, обозначившимся в то же самое время, когда вышла его книга.

«Поездка в Индию» появилась в июне. Момент, когда он впервые взял в руки свое детище, вышедшее из печати, стал одним из самых удивительных в его жизни. То, что до этого представлялось неким состоянием ума или тела, вдруг трансформировалось в материальный объект. За последнее время он не раз слышал разговоры совершенно посторонних людей, обсуждающих его книгу, произносящих ее название, которое для него самого звучало еще весьма странно, и ему приходилось напоминать себе, что именно он, Эдвард Морган Форстер, является ее создателем. Теперь книга действительно вошла в мир, многократно умножившись и распространившись далеко от собственного источника, и зажила собственной, самостоятельной жизнью.

До этого не происходило ничего, что могло бы вызывать в Моргане более острое чувство стыда, чем его книга. Борьба, которую он вел с собой, чтобы ее написать, не говоря уже о девятилетнем перерыве в работе, внушили ему, что он неудачник. В таких муках не могло родиться ничего стоящего. Но сразу же после выхода книги в свет чувства Моргана по отношению к ней и к самому себе резко изменились. Да, возможно, обычная оборонительная позиция, но теперь Моргану было важно, что он так бился с каждым словом. Все муки и все конвульсивные содрогания духа, сопровождающие его работу над книгой, лишь добавляли ей значимости. Только через страдания возможно добиться хорошего результата!