Арктический экзамен - [96]

— Ориентир на взгорке видишь? Кафе — ресторан!.. Пришвартуемся?

— Веди! — согласился Виктор.

Грохочет музыка. За тяжелыми дверьми, в которые они безуспешно помолотили кулаками, топот, смех, голоса. Наконец — торопливые женские шажки.

— Кто там?

— Пирожки с капустой… Впусти, милая.

— Нельзя сегодня.

— А мы из клуба веселых и находчивых, не пожалеете, — опять дурачится Виктор. — На пару слов, девушка.

Шажки торопливо удаляются, музыка достигает отчаянных амплитуд, но дверь неожиданно растворили: крепкий и солидный мужчина в черном костюме — в проеме. Озабоченный, деловой.

— Товарищи, сегодня нельзя. У нас свадьба сегодня.

— Свадьба? Сегодня? — восклицает Виктор, все еще продолжая безнадежное зубоскальство. — А по кавказским обычаям… Эх, товарищ… Ну, если не полагается, не будем мешать.

— Ванечка, какими судьбами! Да проходите же, проходите… Свои люди! — раскудрявая молодая женщина тянет уже Ивана за руку, подходит другой веселый народ.

— О, тебя здесь любят, Иван! — говорит Сапунов.

— Вы тоже проходите! — кивает она и Виктору. — Сейчас за отцом жениха схожу, будете гостями!

— Ваня, встрянем в историю, идем на пароход!

— Помалкивай. Теперь командовать буду я…

Очнулся Иван уже в собственной каюте. Молниеносно разлепил глаза, пошарил впотьмах рукой: пластиковая переборка, стол, холодит ладонь пепельница толстого стекла, шапка на горлышке графина, шуба, брошенная комом, ботинки. «Дома!» — пришла облегчающая мысль. «Хороши мы были вчера, хороши!» Хотел было подняться, но вспомнил, что возвратился на — борт вместе с Сапуновым, и как тот всю дорогу принимался петь, а он подхватывал, и уже в два голоса они будили сонные улицы, недовольного вахтера в проходной, который никак не соглашался открывать дверь, требуя документы.

«Хороши мы были вчера, хороши!» Но теперь уже он не чувствовал радости от недавнего чужого застолья, неожиданно свалившегося внимания знакомого и незнакомого народа.

— Ванечка, оставайся, Ванечка, — пела на ухо раскудрявая. — Зачем тебе эта «Северянка»? Помнишь…

А что помнить? Ничего и не было! Подругу ее хотел увидеть. О той, о другой защемило вдруг сердце.

— Ванечка…

— Не будем, не будем… Пошли танцевать.

И они шли на круг, на котором все смешалось — радость, прежняя боль, разгоряченные женщины, неловкие кавалеры. Иван тоже, по-медвежьи переступая в тяжелых ботинках, приобнимал льнувшую к нему женщину, которая вдруг, расцепив руки, пускалась в пляс, игнорируя топчущихся и ритмично вихляющих задами девчат и парней.

— Ванечка…

…Голос этот куда-то проваливался и таял — таял. А он тоже уплывал в забытье сна и теперь уже не знал, не помнил, что экспедиция два часа назад покинула причал, взяв курс к проливу Вилькицкого.

Не спали капитан Глебов, вахтенный матрос в рубке, да в машинном отделении Миша Заплаткин, поглядывая па приборы, читал Пушкина.

«Оставайся, Ванечка! — где-то в миражных облаках сновидения горячо и успокаивающе зазывно прощалась с ним блондинка — та самая, из карточной колоды боцманов. — Зачем тебе во льды, мало того, что было?..»

«Мало… мало! — И он сам прислушивался теперь уже к забортному грохоту льда, к тому, как гнулась обшивка, лопались шпангоуты и лед, вырастая до гигантских объемов, все сжимал борта так, что не было места воздуху в легких, пересыхало в горле от близких спазм, пока душераздирающей силы треск не принес облегчения. — Насосы включайте!» Теперь Пятница уже носится по палубе, мелькают знакомые фигуры матросов, тащат цементные ящики, брусья, кувалды: пробоина!

«Ванечка…»

Нет, это Виктор Сапунов всполошился — поварский колпак в руке, комкает, утирает пот:

«Иван, черт побери, вода в продовольственной кладовой! Ящики с макаронами всплыли. Где Борисов, где братва, черт побери…»

«Включай осушительные насосы, включай…»

Ничего не разобрать: рев ветра, грохот, полубак почти до фальшборта в воде… Со свистом проносится обрывок буксирного троса. «Э — гей, на буксировщике, на ледоколе!..»

«Внимание! По левому борту обнаружено топливо. Внимание! Пробило топливную цистерну. Завести пластырь!» — это капитан Глебов гаркает в мегафон.

При чем тут капитан Глебов, при чем мегафон, при чем…

«Надеть спасательные пояса! Приготовиться к высадке на льдину».

И Пятница несется зачем-то уже в машинное отделение: нет ли там пробоины? Грохочут дизеля, заглушая забортный грохот льда. Миша Заплаткин громовым голосом декламирует: «Богат и славен Кочубей… Богат и славен…»

— Да проснись же! — Сапунов трясет Пятницу за плечо. — Силен спать. Ну, как бестолковка?

— Нормально! — Иван потянулся. — Кажется, идем?

— Давно… А меня вахтенный поднял. Бегу первую кашу варить в Карском море, во!

— Будет тебе еще каша! — Иван тяжело выдохнул. — С маслицем… Помнишь хоть, что было вчера, а?

Сапунов насторожился, путаясь в мыслях, вроде ничего такого?..

— Да нет, нет, Витя, все о'кэй, как говорит наш старпом! Беги, вари кашу, а то скоро ребятишки проснутся, ись — пить запросят…

Стряхнув наваждения сна, Иван решительно потянулся к одежде и скоро был наверху. Спокойная гладь воды, расцвеченная утренними красками, изумрудно — розово простиралась во все стороны света. Причудливых форм редкие льдины, проплывающие мимо бортов, да любопытные мордочки нерп, востроглазо следящие за караваном, только подчеркивали идиллический простор моря. Да еще впереди по курсу вырастали над водой надстройки величественного судна.