Арктическая одиссея - [65]

Собаки выкатили груженую нарту через трещину-разводье. Пока Данилыч отводил в сторону собак и закреплял остолами нарту, а мы распутывали другую собачью упряжку, злополучная трещина значительно увеличилась, примерно до метра с четвертью. Данилыч уже не решился прыгать через нее.

– Парни! – кричит нам Данилыч. – Кончайте возиться с собаками! Быстро разгружайте нарту и двигайте ее поперек разводья! Только так мы собак спасем!

Мы с Виктором быстро разгрузили нарту и поставили ее поперек разводья. По нарте Виктор перешел к Данилычу, и они вдвоем стали тянуть на себя нарту, увлекая за ней собак. Я, как мог, понукал, подталкивал запутавшуюсяв упряжке собачью свору к воде. Но собаки упрямились, боялись воды. Вдруг совсем рядом что-то затрещало – и сразу же оглушительный грохот (шло мощное торошение). Обезумевшие от страха собаки бросились в сторону. Данилыч с Виктором не удержали нарту, и я ее не успел перехватить. Да что от того, если бы я ухватился за нее, – мне бы не удержать собак. Свора рванула вдоль разводья к северу и тотчас растворилась в снежной мгле. Слышал я, как отчаянно визжала, вопила одна из собак – она, конечно, была опрокинута и не могла подняться на ходу, и свора волокла ее по неровному твердому снегу. А разводье расширялось. Товарищи меня торопили, чтобы я, не теряя времени, прыгал к ним. Но прежде всего я решил перебросить груз. Я схватил бочку с керосином, рывком вскинул ее на уровень груди и выкинул через промоину. Затем быстро перекидал другой груз, в основном, корм для собак. Немного разбежавшись, перемахнул через страшную водную пропасть.

Ветер и снег слепили глаза, но мы все же несколько освоились в этой экстремальной ситуации и уже могли различать друг друга за несколько шагов. Мы стояли растерянные, ошеломленные среди грозной стихии и не знали, что дальше предпринять. Меня что-то мучило изнутри, словно я что-то упустил, не так сделал. И тут меня осенило: «Нас оторвало!». Я закричал в отчаянии:

– Ребята, что мы наделали! Нас уносит ветром! Нам надо быть на той стороне! Данилыч, поднимай собак, подкати нарту к разводью? По нарте перейдем на другую сторону! Ну что ты стоишь, Данилыч?! Сейчас каждая минута дорога! Данилыч спокойно прокричал:

– Опоздали, Саша! Разводье уже шире нарты! – и безнадежно махнул рукой.

Чуть ли не на ощупь стали обследовать гряду торосов, подыскивая подходящее местечко, где можно было бы как-то укрыться от ветра. Такое место нашлось. Это была крошечная площадка среди торосов. Перенесли сюда вещи с того места, где была палатка. И собак подогнали ближе. Установить палатку было невозможно. Промокших собак Данилыч укрыл телогрейками. А мы, в чем были, спрятались в спальные мешки. Все равно было холодно. Не знаю, как мои товарищи, но я эту ночь не сомкнул глаз. Тяжко было на душе. Как провели мы эту ночь, затем день и следующую ночь, не буду описывать. Тяжело было, натерпелись лишений.

Сегодня ближе к полудню пурга внезапно прекратилась. Стих ветер, перестал сверху сыпать снег, разошлись низкие тяжелые облака. Но пока небо закрыто облаками среднего яруса. В просветах между ними иногда показывается солнце. Вдали в восточной и южной сторонах наблюдается черное водное небо. На западе черного неба нет, хотя вода рядом. Такое небо наблюдается только издалека.

27 мая.

День облачный, переметает слабый поземок, дневная температура воздуха минус 9 градусов. Утром перешли ближе к воде, на южную часть ледяного поля. Вдалеке видны сплошные ледяные поля. И вблизи нашего поля много плавучих льдин различной величины. Мы уже далеко отошли от того места, где нас оторвало. Акватория западного сектора открытой воды тоже заполнена разровненным плавучим льдом. Установили палатку и ждем дальнейших ледовых событий. Нас несет на восток. Вся надежда, что наше поле где-нибудь пришвартуется в своей южной части к другому обширному ледяному полю, и тогда мы можем двигаться к югу, в сторону материка.

Обживаем свой ледяной остров, бродим по его незаторошенным снежным равнинам. Около заберега часто появляется нерпа, но на почтительном расстоянии. Пока продуктами и собачьим кормом обеспечены, так что большой необходимости в охоте на нерпу нет. И охотничий азарт как-то приглушен. Внутренне мы еще не совсем отошли от совершившегося с нами потрясения, только свыкаемся с новым необычным своим положением.

Как же так произошло, что мы оказались во льдах плавучих? Ветер-то дул с запада, и мы должны были сразу определить, что эту льдину будет уносить. Тогда мы растерялись. Мы совершили две ошибки, вытекающие одна из другой. Во-первых, мы упустили драгоценное время после образования той злополучной трещины. Нас разбудил внезапный грохот и треск льда. В это время и появилась эта коварная трещина. Мы об этом не знали. А надо бы кому-то из нас, Данилычу в особенности, невзирая на слепую пургу, все же дойти до собак, проверить, почему собаки так обеспокоены, вопят и лают? И тогда бы наверняка была обнаружена эта трещина шириною не более десятка сантиметров. После этого спокойно, без паники, рассудочно можно было принять правильное решение. Мы сравнительно спокойно отсиживались минут 15-20 в палатке, пока ее не сорвало ветром. Тут мы и засуетились, запаниковали, можно сказать, потеряли здравый рассудок. Услыхав тревожный лай собак, бросились к ним и обнаружили уже не трещину, а с каждой минутой расширяющееся разводье около метра шириною. И мы растерялись, обезумели. Где уж здесь здраво рассуждать, когда неистово вопят два десятка собак, а почти над ними в торосах и за торосами где-то рядом вздымается и грохочет лед. И у нас одна мысль: «Надо спасать собак». А надо было бы спасать-то себя! Одну упряжку мы смогли перебросить через разводье, и груз перебросили со второй нарты. И только потом, спустя несколько минут, мы осознали свою оплошность. Это была вторая ошибка, вытекающая из первой. Но исправить ее уже было невозможно. И вот оказались мы в таком же положении, как в апреле прошлого года. Мы снова дрейфуем в студеном море.