Аркашины враки - [3]
Аттестат получила как-то вдруг, потом – экзамены в пединститут, на географический факультет, на вечернее отделение. Поступила. Помню, действительно хотела стать географом. Чтобы впоследствии путешествовать по миру и хоть что-то в нем понимать.
А пока мне предстояло шесть лет по четыре раза в неделю путешествовать на автобусе до станции ж/д, потом на электричке через ж/д мост. Мост был из прошлого века и стоял на десяти могучих гранитных быках. И пединститут был из прошлого века, с позеленевшим медным куполом.
Уже много лет шло строительство нового автомобильного моста. И маме представлялось, что скоро мы (почти от порога новой квартиры с теплым санузлом) будем ездить без пересадок по новому мосту на автобусе в ее любимые театры, отдыхать в театральных скверах, где клумбы и фонтаны, и навещать друзей маминой юности… И к нам, почти что на природу, они, конечно, тоже станут приезжать. «А пока подождем, – говорила мама. – Обустроиться надо!»
К концу лета у нас появились не только водопроводные краны на кухне и в ванной, но и крючки для полотенец, а в комнате – полки для книг, штора, диван, стол, кресло-кровать. И мы влезли в страшные долги.
В августе маме стукнуло пятьдесят пять – я доработала до ее пенсии, ушла из клуба и – простилась с Буртымом. Надвигалась осень, пора было мне искать настоящую, свою собственную работу поближе к улице Магистральной.
Километрах в десяти к северу от нашего дома беспрестанно выдувал в небо разноцветные дымы Уреченсий химический завод. Там требовались аппаратчики химпроизводства, слесари, электрики, уборщицы, шофера, грузчики, охранники, упаковщики. И я отправилась туда наниматься.
Куда возьмут. Завод коротко назывался УХЗ, что в местном народе расшифровывалось У нас Хер Заработаешь. Это было не совсем справедливо. На других предприятиях Уреченска платили никак не больше, притом что на УХЗ в трудовую книжку вписывалась «вредность», что сулило раннюю пенсию. Для меня важно было другое. Первая смена начиналась в семь утра, зато в два часа – гудок и пересменка. Сдавай в проходной противогаз и – свобода. Вот это, быть свободной после двух, мне очень нравилось.
Аркаша
Устраиваться я приехала на автобусе.
Пустой коридор первого этажа заводоуправления, на закрытых дверях стеклянные таблички с фамилиями, а в самом конце – непохожая на другие двустворчатая дверь, без таблички и приоткрыта. Просунула туда голову.
Посреди большой комнаты за длинным верстаком сидел человек в синем халате. В одной руке он держал сушку, в другой кружку. Я поздоровалась. Человек опрокинул в себя содержимое кружки и сказал:
– П-проходите.
Входить я не стала, просто спросила, где отдел кадров. Человек отложил сушку и вышел ко мне в коридор.
– Инженер Косых, Аркадий Семенович, – так он представился.
Был он лысоват, сутуловат, с брюшком, лицо имел полное и бледное, нос длинный, глаза желтые. Осмотрев меня внимательно, он спросил, уж не студентка ли я. Я кивнула. Он уточнил:
– Вечерница?
Я снова кивнула, и Аркадий Семенович Косых благополучно довел меня до нужной двери, легонько в нее стукнул, чуть приоткрыл и ласково в щель проворковал:
– Марруся, тебе к-кадррры нужны?..
Аркадий Семенович слегка заикался, но не картавил, это он так притворялся, как бы мурлыкал. Оставив меня в коридоре, он втиснулся в дверь, еще там о чем-то помурлыкал. Когда вышел, подмигнул мне желтым глазом, а дверь закрывать за собой не стал. Проходя мимо, он глубоко вздохнул – и как-то неожиданно знакомо от него пахнуло… как-то художественно. Вроде ацетоном.
Он скрылся за поворотом коридора, а из дверей раздался женский голос:
– Студентка, входи!
Я вошла и поздоровалась. Ответа не последовало. Полная женщина с красивым бровастым лицом сидела за столом, подперев щеку. Она хмуро рассматривала меня.
Комнатка была небольшая, в углу огромный сейф, вдоль стены полки с папками, на подоконнике электрочайник и чашки с блюдцами.
– И чё?.. – наконец спросила женщина и переложила лицо с правой руки на левую. – Аркаша правда твой дядька?.. – Я промолчала. – Соврал… – вздохнула женщина. – А ты запомни: все, что Аркаша Косых говорит, дели на шашнадцать. Поняла? – она посмотрела мне прямо в глаза, как бы предупреждая о серьезных последствиях. – Ладно, садись. Зови меня Марья Федоровна. Доставай паспорт и все документы.
Документов было негусто, кроме паспорта – свидетельство о рождении, аттестат зрелости и справка о поступлении в институт на вечернее отделение. Была еще бумажка с клубной печатью, что я по договору с клубом два года вела кружок макраме. Это было неправдой, я просто работала вместо мамы, писала афиши и лозунги. Но дело это – работать вместо мамы – было незаконное. А макраме – законное, все что-то плели, повсюду тогда были эти кружки… Бумажки этой я стеснялась и вложила ее в аттестат, чтоб в глаза не бросалась.
– А комсомольский билет? – спросила Марья Федоровна.
– Нету.
– Ты куда, девушка, пришла? В УХЗ! У нас тут секретность. Слыхала?..
Повисла тишина. Я помалкивала. А женщина театрально всплеснула руками.
– И о чем только Аркаша думает?! Не комсомолка даже!..
Но все-таки положила передо мной бланк и скомандовала:
Когда ее арестовали, она только что забеременела. Доктор в тюрьме сказал, что поможет избавиться от ребенка: «Вы же политическая — дадут не меньше восьми лет. Когда дитятке исполнится два года — отнимут. Каково ему будет в детских домах?» Мать лишь рассмеялась в ответ. Спустя годы, полные лишений, скорби и морока, она в очередной раз спасла дочь от смерти. Видимо, благородство, закаленное в испытаниях, превращает человека в ангела. Ангела-хранителя. Рассказы, вошедшие в книгу «Молёное дитятко», писались в разные годы.
«КРУК» – роман в некотором смысле исторический, но совсем о недавнем, только что миновавшем времени – о начале тысячелетия. В московском клубе под названием «Крук» встречаются пять молодых людей и старик Вольф – легендарная личность, питерский поэт, учитель Битова, Довлатова и Бродского. Эта странная компания практически не расстается на протяжении всего повествования. Их союз длится недолго, но за это время внутри и вокруг их тесного, внезапно возникшего круга случаются любовь, смерть, разлука. «Крук» становится для них микрокосмом – здесь герои проживают целую жизнь, провожая минувшее и встречая начало нового века и новой судьбы.
Сделав христианство государственной религией Римской империи и борясь за её чистоту, император Константин невольно встал у истоков православия.
Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…
Ник Уда — это попытка молодого и думающего человека найти свое место в обществе, которое само не знает своего места в мировой иерархии. Потерянный человек в потерянной стране на фоне вечных вопросов, политического и социального раздрая. Да еще и эта мистика…
Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.
Книга Сергея Зенкина «Листки с электронной стены» — уникальная возможность для читателя поразмышлять о социально-политических событиях 2014—2016 годов, опираясь на опыт ученого-гуманитария. Собранные воедино посты автора, опубликованные в социальной сети Facebook, — это не просто калейдоскоп впечатлений, предположений и аргументов. Это попытка осмысления современности как феномена культуры, предпринятая известным филологом.
Не люблю расставаться. Я придумываю людей, города, миры, и они становятся родными, не хочется покидать их, ставить последнюю точку. Пристально всматриваюсь в своих героев, в тот мир, где они живут, выстраиваю сюжет. Будто сами собою, находятся нужные слова. История оживает, и ей уже тесно на одной-двух страницах, в жёстких рамках короткого рассказа. Так появляются другие, долгие сказки. Сказки, которые я пишу для себя и, может быть, для тебя…