Арканум - [14]

Губы Фарнсуэрта задрожали, и он откинулся на спинку кресла. Попытался встать, но ничего не получалось. Дойлу было искренне жаль его, и он ругал себя за то, что так неосторожно использовал свою известность. Наконец Фарнсуэрт сделал рывок и поднялся. Засаленная прядь волос, покрывающая череп, свесилась в сторону, на лицо. Он вышел из-за стола и энергично пожал Дойлу руку.

— Фарнсуэрт Райт. Я… не могу объяснить, сэр, просто не могу. Как это получилось… какое-то… это действительно… Вы почему… Понимаете…

— Все в порядке. Успокойтесь.

Дойл повел Фарнсуэрта обратно за стол. По дороге тот не переставал извергать обрывки мыслей.

— Я ищу автора, с которым вы, вероятно, работали, — сказал Дойл. — Или по крайней мере что-либо слышали. Джентльмен по фамилии Лавкрафт. Говард Филлипс Лавкрафт.

Шея Фарнсуэрта повернулась, как на шарнирах.

— Вы знаете Лавкрафта?

— Так, шапочное знакомство.

— Он никогда… ни разу не упомянул, правда. — Фарнсуэрт начал искать что-то на столе. — Он никогда не упоминал о знакомстве с вами. Если бы знал, я бы… я бы обязательно его напечатал.

Он принялся рыться в рукописях.

— Мистер Райт, — остановил его Дойл, — мне просто нужен его адрес.

В этот момент Фарнсуэрт торжествующе шлепнул на стол рукопись. Дойл посмотрел название — «Горы безумия» — и кивнул:

— Похоже на него.

— Я просто не могу поверить, мне он никогда не говорил. Если бы я знал, что у него такие знакомые… но понимаете, это так мрачно. Ужасно мрачно. Люди хотят истории про убийц-маньяков. Истории, где порок наказан. А здесь… Я не представляю, как с этим поступить. Какие-то горы безумия. Действие происходит в Арктике. В общем, фантастика.

— Жанр фантастики требует особого подхода.

— Не понял?

Дойл улыбнулся:

— Простите, но я не являюсь его литературным агентом. Мне просто нужен адрес.

— Да, конечно. — Фарнсуэрт поспешно выдал адрес и с облегчением вернулся к своим рукописям, когда за Дойлом закрылась дверь.

Дойл вышел из пустого трамвая на Деленси-стрит ровно в полночь. Посмотрел, как он прогромыхал в направлении Бауэри-стрит и Китайского квартала, где текла ночная жизнь, не подчиняясь никаким законам. С Деленси-стрит начиналось гетто, и атмосфера здесь была соответствующая.

На улицах стояла тишина, лишь в темноте светились костры, разведенные в железных бочках.

Электрические фонари пока не поставили. И вообще в этой части Манхэттена ни о каком благоустройстве никто и не мечтал. Обитатели дна добывали себе предметы первой необходимости старыми как мир способами: воровством, продажей наркотиков и проституцией. Жестокие преступления и убийства были в этих местах обычным делом. Их редко регистрировали, еще реже расследовали. И правильно. Чего церемониться с иммигрантами? Если волны Гудзона выбрасывали на берег чье-то мертвое тело, его куда-то отвозили и сразу о нем забывали.

Дойл знал о бедности не понаслышке. В далеком прошлом ему пришлось вкусить ее плоды в полной мере. Отец-алкоголик в конце жизни был практически невменяем. Маленькая квартирка в Эдинбурге, десятеро детей. С тринадцати лет Дойл работал в трех местах вплоть до поступления в университет и постоянно, пока учился на врача.

Мрачные, полуразвалившиеся многоквартирные дома гетто не внушали ничего, кроме омерзения, но, видимо, разыгрывающиеся в них кошмары являлись питательной средой для оккультизма. Иначе зачем бы выбрал себе жилье именно здесь Говард Филлипс Лавкрафт.

Дойл остановился напротив нужного дома, в котором тускло светилось лишь одно окно на верхнем этаже. Тишину взорвал шум. Повалился мусорный бак, из тени возникла покачивающаяся фигура в лохмотьях. Почувствовав на себе взгляды, Дойл посмотрел направо. За ним наблюдали еще двое. Их лица, освещенные сиянием угасающего костра, были едва различимы. Дойл представлял для них предмет охоты хотя бы потому, что был в тридцатидолларовом шерстяном костюме. Ему было за шестьдесят, но высокий рост и крепкое сложение кое-что значили, не говоря уже о характере. Это джентльмен-воин, с которым такие тупоголовые хищники справиться не могли. Он излучал не флюиды страха, а совсем другие, с запахом стали. Вероятно, поэтому они не решались напасть, а просто наблюдали, как он пересекает улицу, приближаясь к дому, где обитал Лавкрафт.

У подъезда спал бродяга, прижав к груди бутылку со скотчем. Дойл перешагнул через него и вошел. Дверь, разумеется, была не заперта. В нос ударил тяжелый смрад экскрементов и мочи. Приложив к носу платок с монограммой и задержав дыхание, Дойл осторожно двинулся по скользкому полу коридора. Из ближайшей квартиры доносились женские стоны, такие громкие, что вибрировали стены. Мужчины — видимо, их было несколько — урезонивали женщину низкими, грубыми голосами, и стоны сменились всхлипываниями. Вскоре послышались смех и шлепки.

Стиснув зубы, Дойл начал подниматься по лестнице. Он схватился за перила, и они зашатались. На площадке второго этажа в углу что-то мелькнуло. К Дойлу подошел человек. Мертвенно-бледное лицо, воспаленные глаза.

— Деньги. Дай денег.

Дойл прижал его тростью к стене. Наркоман стал дергаться и извиваться. Дойл двинулся дальше, на третий этаж.