Аризонская западня - [45]

Вайсс в нерешительности попятился было к самолету, но остановился, чтобы узнать, в чем дело.

Возле офиса машины остановились.

Вайссу казалось, что он смотрит немое кино.

Вот Бонелли, отчаянно жестикулируя, стоит у головной машины и разговаривает с кем-то внутри. Бонелли резко рвет на себя дверцу, чуть не срывая ее с петель. Бонелли запрокидывает голову в немом крике и колотит железными кулаками по изрешеченному пулями капоту. Бонелли пятится, вытаскивая из кабины изувеченное человеческое тело. Бонелли судорожно прижимает к груди изуродованную голову мертвеца. Бонелли вскидывает на руки тело убитого сына и, спотыкаясь, несет его к самолету.

Наконец-то Вайсс осознал: что-то вышло не так, причем самым катастрофическим образом.

— Они приняли меры? — выдохнул он, когда аризонский капо ковылял мимо со своим страшным грузом.

— Идем! — прохрипел Бонелли. — Садись в самолет!

На горизонте показались новые машины.

Тусонские боевики принялись выскакивать из фургонов, спешно занимая оборонительную позицию.

Вайсс опомнился и побежал к «Сессне». Телохранители грубовато запихнули сенатора внутрь и быстро закрыли дверцу.

Да, все было и так ясно: события, вопреки ожиданиям, пошли вкривь и вкось. А тут и солнце почти село — возможно, чтобы никогда уже не взойти для Абрахама Вайсса...

* * *

Рейдеры Хиншоу плотно прижали уцелевших уличных ковбоев из Тусона к стенам ангара. Взрывы и звуки перестрелки отметили конец успешной погони.

Болана все эти перипетии уже не интересовали. Участники спектакля свое дело сделали.

Он оставил боевой фургон на обочине дороги и с М-79 в руках устремился бегом к южному краю взлетно-посадочной полосы.

На ходу он прикидывал скорость и силу ветра, а также пытался учесть прочие аэродинамические факторы, рассматривая их с точки зрения пилота.

Аналогичная идея пришла в голову и кому-то другому.

Помятый автомобиль трясся на неровностях поля, огибая в почтительном отдалении место перестрелки у ангара, но держа курс с очевидной целью — перехватить Болана.

Метрах в шестидесяти машина резко повернула и теперь прямиком надвигалась на бегущую фигуру. Из окна переднего сиденья засверкали вспышки выстрелов.

Не останавливаясь, Болан рухнул ничком на землю, перекатился, изогнулся и навскидку выпустил фугасную гранату из М-79.

Граната врезалась в песок у переднего бампера машины — Болан стрелял чересчур поспешно и из очень неудобной позиции, чем и объяснялся столь непростительный промах. Тем не менее взрыв хорошенько зацепил автомобиль.

Машина подпрыгнула, накренилась и закувыркалась по направлению к взлетно-посадочной полосе.

В стволы М-79 набился песок. У Болана не было времени на их прочистку; он отбросил оружие в сторону и помчался вслед за подбитой машиной, зажимая в руке большой серебристый «отомаг» 44-го калибра.

В машине находились двое: Моралес и Хиншоу. Энджел — за рулем, Джеймс Рэй — в качестве «бортового стрелка».

Кувыркнувшись несколько раз, автомобиль ухитрился вновь встать на колеса. Моралес не подавал признаков жизни — голова его резко запрокинулась и казалась вывернутой чуть ли не на 180 градусов. Правая рука Хиншоу нелепо болталась за окошком. Он не успел ее втянуть внутрь, когда машина перевернулась, и кости руки раздробило. Весь рукав был в крови.

Хиншоу уставился на Болана мутным взглядом и хрипло произнес:

— Боюсь, теперь остались только ты да я.

— Ошибаешься, — холодно возразил Болан. — Остались ты и ты.

Он прошел и, ступив на взлетно-посадочную полосу, повернулся к северу. Перестрелка, кажется, начала затихать. Но важнее было другое: завывая двумя своими реактивными двигателями, «Сессна» уже разгонялась, спешно укатывая прочь из зоны боевых действий.

Болан вышел на середину полосы и двинулся навстречу самолету. 100 метров... 90... 80 — промежуток между ними стремительно сокращался. В пятидесяти метрах Болан рухнул на одно колено, спокойно прицелился и выпустил обойму в автоматическом режиме.

Все восемь путь попали в цель, но ни одна из них не задела какого-либо уязвимого места в самолете. Болан мгновенно перезарядил «отомаг» — «Сессна» практически была над ним, колеса уже оторвались от земли.

И тут произошел как бы стоп-кадр, когда ничтожная микросекунда, вырванная из вечного времени, вдруг расползается и словно вмещает в себя всю эту вечность. В какую-то долю секунды Болан встретился глазами с Эйбом Вайссом, с «честнягой» Вайссом, сенатором Соединенных Штатов Америки. Сенатор прижал источенное временем лицо к стеклу иллюминатора, и лицо его было искажено гримасой ужаса, как и тогда, когда он стоял на крыльце своего дома в Райской Долине, держа в трясущейся руке «браунинг», и орал так, чтобы его услышал весь белый свет: «Я управляю всем этим. Это все мое, и управляю я!»

«Можете и дальше управлять, до самых адских ворот», — ответил тогда Болан.

А теперь Палач сказал ему: «Ты доуправлялся, Эйб».

Взлетающий самолет промчался над его головой, а он хладнокровно целил ему вслед, вновь и вновь высекая огонь из своего замечательного «отомага» 44-го калибра.

И снова все пули легли точно в цель — все восемь, каждая из них.

Самолет дернулся. Язык пламени выбился из крыла. Машина попыталась выровнять курс, а затем как бы остановилась в воздухе — это, разумеется, было иллюзией, вызванной тем, что охватившее крыло пламя смешалось с разлившимся над горизонтом пурпуром заката.