Арийский мессия - [9]

– Именно так, дорогой Линкольн, – кивнул Геркулес. – В Национальной библиотеке хранится одно из самых больших собраний документов по истории Азии. Иезуиты и представители испанской короны в Азии, похоже, воспользовались доминированием Испании над Португалией для того, чтобы завладеть некоторыми из ценностей Индии, Китая и различных далеких портов, подконтрольных португальцам.

Линкольн легонько тарабанил пальцами по шляпе-котелку, лежащей на коленях. Ему было очень неудобно сидеть в тесноте, между сдавливавшими его с двух сторон мужчинами, но еще большее неудовольствие у него вызывало то, что он не понимал и половины произносимых сейчас слов. Он уже много лет не говорил по-испански и почти не слышал испанской речи. Правда, на улицах Нью-Йорка он частенько пускал в ход простые испанские фразы в общении с осевшими в этом городе латиноамериканцами, однако этой его скудной разговорной практики было явно недостаточно для того, чтобы понимать произносимые сейчас сложные предложения. Ему приходилось изрядно напрягать свои мозги, чтобы догадываться, что та или иная из этих фраз означает.

– Наверное, мы говорим слишком быстро, – предположил Геркулес, заметив раздосадованное выражение на лице друга. – Я совсем забыл, что Линкольн приехал в Мадрид несколько часов назад. Кроме того, он, как я подозреваю, не очень-то хорошо разбирается в истории Испании.

Не успел Линкольн что-то ответить, как экипаж сделал резкий поворот и, проехав через какие-то черные ворота, покатился по дорожке среди деревьев, кроны которых сплелись, образуя своего рода навес. Приятный запах жасмина заставил Линкольна на некоторое время позабыть о своих заботах. Все четверо поспешно вышли из экипажа и направились к парадной лестнице, где стояли полицейские в униформе цвета морской волны, тут же вытянувшиеся по стойке «смирно». Фонари освещали внушительных размеров статуи у входа. Поднимаясь по лестнице, Линкольн окинул взглядом величественный фасад, однако рассмотреть его детали он не успел.

Вестибюль был погружен в полумрак, но им навстречу шагнули двое швейцаров с керосиновыми лампами в руках и показали жестами, куда нужно идти. Вновь прибывшие двинулись за ними вверх по внутренней мраморной лестнице на второй этаж. Манторелья с удивленным видом остановился:

– Подождите, а почему мы идем на второй этаж? Зал редких рукописей находится на первом!

– Сеньор, профессор Франсуа Аруэ находился именно на втором этаже, когда он… – швейцар запнулся, но потом все-таки договорил: – …когда с ним произошел несчастный случай.

Поднявшись по лестнице, они зашагали по длинному коридору. Тени, которые отбрасывали керосиновые лампы, плясали по стенам. Наконец швейцары остановились возле какой-то двери и открыли ее. Яркий свет поначалу всех ослепил, но вскоре, когда глаза привыкли, их взорам открылся большой зал с высоченными стеллажами с книгами вдоль стен. Между стеллажами на стенах висели огромные старинные карты. Кто-то зажег все свечи на огромной люстре, отчего большие окна помещения казались огромными черными ртами, в глубине которых исчезал попадавший в них свет. Двое полицейских стояли возле мужчины, сидевшего за столом с изможденным видом и с опущенной головой. Рядом с ним находился еще один человек – в гражданской одежде – и рассматривал через большую лупу ухо пострадавшего. Подойдя поближе, вновь прибывшие заметили тоненькие струйки крови, вытекающей из ушей мужчины за столом и капающей ему на плечи и рукава. Когда Манторелья и его спутники приблизились к нему, он поднял голову и посмотрел на них мутным взглядом, не выказывая ни малейших эмоций и не проявляя каких-либо признаков того, что он испытывает боль.

6

Мадрид, 11 июня 1914 года

Дон Рамон распахнул ставни и почувствовал, как накопившееся за день тепло как бы нехотя выходит из его скромной гостиной. Он закрыл глаза (через это окно можно было увидеть лишь крыши, ощетинившиеся выступами черепицы, словно дикобразы, да услышать зычные голоса женщин, которые, энергично переругиваясь, развешивали белье), однако ему так и не удалось воссоздать в воображении панораму своего любимого города Понтеведра. Он сделал глубокий вдох, втягивая носом доносившийся из соседских кухонь вездесущий запах подгоревшего оливкового масла и протухшего мяса домашней птицы, и не смог сдержать сердитый шумный вздох, что не осталось незамеченным для его жены.

– Рамон, ты удивительно упрямый человек. У меня такое впечатление, что вы, галисийцы, не можете жить нигде, кроме своей дождливой и полудикой Галисии.

– Хосефа, давай не будем говорить о mina terra.[8]Еще в прошлом году мы договорились переехать туда и жить тем, что даст нам природа-мать, однако ты не можешь жить далеко от этого opus incertum.[9]

– Давай хотя бы на ночь глядя обойдемся без дурацких латинизмов, Рамон.

– Loqui qui nescit discat aliquando reticere.[10]

– Рамон! – сердито воскликнула Хосефа Бланко.

Валье-Инклан выгнул бровь дугой, – отчего с его носа едва не свалилось пенсне, – направился к себе в кабинет, закрыл своей единственной рукой дверь и посмотрел на заваленный книгами стол. Он бы с удовольствием клал часть этих книг на пол, однако его супруга не желала поднимать книги с пола каждый раз, когда она подметала в его кабинете. В центре стола лежали книги Елены Блаватской, какое-то небольшое произведение Папюса и другие книги по теологии, предоставленные ему Марио Росо де Луна. Хосефа была отнюдь не в восторге от подобных эзотерических – как она говорила – «глупостей», а вот он, Рамон, во время последней поездки в Южную Америку ради забавы выступал в Буэнос-Айресе с различными докладами на эзотерические темы. Однако сейчас все его внимание было сконцентрировано на книгах, которые он обнаружил в лавке Заратустры. Раньше он почти ничего не знал о Васко да Гаме: история интересовала его лишь в той степени, в какой ее можно было использовать в своих корыстных целях, и об истории Португалии он имел мизерное представление, но недавние находки заставили его всерьез заинтересоваться некоторыми периодами истории этой страны. Первая книга, на которую он наткнулся у Заратустры, представляла собой перепечатку другой книги, изданной в XVI веке и называвшейся