Арийский мессия - [7]

Старший библиотекарь подошел к столу, за которым сидел профессор, и предупредил, что через несколько минут читальный зал закрывается. Француз что-то тихо проворчал в ответ и снова уткнулся в бумаги.

Линкольн сел между Алисой и Геркулесом. Приятный аромат духов Алисы наполнил ложу. Линкольн невольно поглядывал краем глаза то на руку в перчатке, то на браслет с бриллиантами, то на складки платья женщины. Он так увлекся, что неожиданно раздавшийся голос Геркулеса заставил его вздрогнуть.

– Линкольн, это произведение написал Иоганн Себастьян Бах. В 1734 году. Мне хотелось послушать его не только из-за его художественной красоты. Автор черпал вдохновение в апокрифических евангелиях, повествующих о рождении Иисуса Христа. В этом произведении фигурирует странный персонаж, о котором говорится: ein Hirt hat alles das zuvor von Gott erfahren müssen – «Пастух все это раньше от Бога должен был узнать». Считают, что речь идет об Аврааме, однако этот персонаж упоминается и в момент появления библейских волхвов.

Зал наполнился музыкой, и гул голосов стал стихать, а затем и вовсе смолк. Геркулес тоже замолчал, и друзья сосредоточили внимание на музыке.

4

Москва, 10 июня 1914 года

Степан, пройдя через все промежуточные помещения, зашел в кабинет адмирала. Положив на стол отчет, он стал разглядывать оловянных солдатиков, из которых была составлена композиция, изображающая переправу наполеоновских войск, преследуемых отрядами казаков, через Березину. В его воображении эта композиция превратилась в сцену из реальной жизни. Сам он никогда не принимал участия в грандиозных сухопутных сражениях, ибо после поражения в русско-японской войне Российская империя вела себя, словно огромный медведь, впавший в зимнюю спячку, – но, тем не менее, ему не раз доводилось выполнять очень опасные задания.

В кабинет вошел адмирал, но Степан не услышал ни его тяжелых шагов, ни стука его трости о деревянный пол. Даже когда Степан почувствовал, что за спиной кто-то стоит, ему потребовалось несколько секунд, чтобы на это отреагировать и обернуться: его мысли были слишком далеко. Далеко и от дворца, и от Москвы, и – самое главное – от реальности. А то, о чем он только что думал, казалось ему очень реальным.

– Князь, нет необходимости приносить мне отчеты лично – для этого существуют секретари и слуги. Мне неловко от вашей чрезмерной учтивости.

– Адмирал, для меня это отнюдь не обременительно. Так я получаю возможность немного поразмять ноги, с наслаждением лицезреть сокровища этого дворца и немного поболтать с вами, – ответил с улыбкой Степан.

Он уже привык к тому, что окружающие относятся к нему с некоторой настороженностью (и в глубине души раздражался от этого). Впрочем, этот адмирал – адмирал Коснишев – вел себя все-таки иначе: был открытым и искренним. Он являл собой один из немногочисленных в русской армии примеров того, как человек низкого происхождения, проявляя упорство и настойчивость, сумел достичь больших высот.

– Не могу отрицать, что ваше присутствие в моем кабинете по утрам тоже для меня приятно. Вся эта возня в Сараево доставляет мне… – адмирал, нахмурившись, стал подыскивать подходящее слово, но, так его и не найдя, заменил выразительной паузой и, как обычно поступал в подобных случаях, резко сменил тему разговора: – Я попросил царя позволить мне поехать вместе с вами в Вену.

– А не будет ли для вас слишком опасно ехать в Вену сейчас, в нынешней ситуации?

– Именно в силу этой ситуации в данный момент Вена является самым безопасным местом и для наших друзей, и для нас, – заметил адмирал с усмешкой.

Князь посмотрел на него, нахмурив брови и поджав губы. Он не был уверен в том, что отправляться сейчас за тысячи километров отсюда, во враждебную страну, разумно. Он уже испытывал подобное чувство собственной уязвимости в 1905 году, когда едва не расстался с жизнью возле островов Цусима в Корейском проливе – причем в самом конце войны.

– Хорошо, но мы уедем оттуда еще до того, как все начнется.

– Не переживайте. Мы будем находиться в Вене тайно, да и пробудем там лишь несколько дней. Цель нашей поездки – сначала Сараево, а затем Белград.

– Я предоставляю вам решать, как мы поступим, адмирал.

Степан взял оловянного солдатика и медленно сжал его в кулаке изувеченными пальцами. Память о русско-японской войне. Адмирал, несмотря на свойственную ему выдержку, смутился и отвел взгляд в сторону.

5

Мадрид, 10 июня 1914 года

Wir singen dir in deinem Heer

Aus aller Kraft Lob, Preis und Ehr,

Daß du, о lang gewünschter Gast,

Dich nunmehr eingestellt hast.[7]

Хор голосов заполнил зал, и сотни поблескивающих от волнения глаз впились в сцену в ожидании кульминационного момента. Музыка достигла апогея, полностью завладев слухом присутствующих и проникнув в самые удаленные уголки души каждого. Впрочем, нет, не каждого: один мужчина был занят не столько музыкой, сколько рассматриванием в монокль ложи на противоположной стороне зала. Из темноты в глубине этой ложи только что вынырнула едва различимая фигура. В наиболее освещенной части ложи – там, где падавший со стороны сцены свет слегка рассеивал темноту, – на груди у зашедшего в ложу человека блеснули посеребренные пуговицы, и наблюдавший в монокль мужчина заметил, как этот человек наклонился к уху одного из сидевших в ложе господ и что-то ему прошептал. Господин в элегантном облачении поднялся со стула и шагнул в глубину ложи, тут же превратившись в едва различимую тень.