Аристократия в Европе, 1815–1914 - [44]

С одной стороны, создается впечатление, что во время Великой депрессии крупные восточные поместья потеряли свое неоспоримое первенство как прогрессивные сельские хозяйства. После 1840-х годов зажиточные крестьяне частично освободились от финансового бремени, легшего на их плечи сразу после освобождения от крепостной зависимости, в большей степени приобщились к образованию и научным сельскохозяйственным технологиям, а также не были, как правило, обременены большими долгами — не в пример восточным помещикам, которые в 1850-х и 1860-х годах продолжали с особым усердием заниматься земельными спекуляциями. Крупнейшей группой передовых аграрных хозяйств к 1900 г. были небольшие фермы в Саксонии, выращивающие сахарные и корнеплодные культуры, но даже на востоке сторонники мелкомасштабного сельского хозяйства заявляли, что крестьяне-новоселы получают по 266,2 немецких марок с гектара от животноводческой и зерновой продукции против всего 213,9 немецких марок, которые давали крупнопоместные хозяйства. Новосельческие фермы, благодаря своим размерам, были удобнее в управлении, не требовали больших затрат на рабочую силу, гораздо лучше удобрялись навозом и, согласно утверждению Эрика Кемпа, производили на 25–90 процентов зерна с гектара больше, чем местные крупные хозяйства[144].

Тем не менее, неэффективность юнкерских хозяйств была излишне преувеличена критиками, как и возможность легкого перехода к формам крупномасштабного сельского хозяйства, включавшего в себя не только выращивание зерна. «Большинство фермеров из восточных территорий, — утверждает Д. А. Перкинс, — не могли откармливать на мясо крупный рогатый скот или создавать молочные фермы на базе постоянных пастбищ вследствие неплодородности почв». Между 1873 г. и 1910 г. сельское хозяйство Германии значительно продвинулось, заняв ведущее место в мире по применению науки в сельском хозяйстве и став в один ряд с британским по урожайности зерновых с акра земли. Важную роль в этом сыграли крупные поместья. В периоды 1899–1903 гг. и 1904–1908 гг. урожай пшеницы с гектара возрос на 29 процентов, а ржи (зерновая культура юнкерских хозяйств par excellence — на 36 процентов, отчасти потому что все шире применялся севооборот, при котором зерновые культуры чередовались с корневыми. По-прежнему хороший доход давал картофель, выращиваемый для перегонки на спирт, и сахарная свекла, которые хорошо произрастали в крупнопоместных хозяйствах. Как заключает Перкинс: «Юнкера, производящие сахарную свеклу и картофельно-алкогольную продукцию, далеко не отвечали образцам, известным по исторической литературе. Они практически совершили полную метаморфозу — из феодальных землевладельцев XVIII века, чье родовое имущество требовало от них службы прусскому государству, они превратились в главных акул «агробизнесса», в котором наипрогрессивнейшее сельское хозяйство объединялось с промышленными предприятиями, основанными на передовых технологиях и принципе получения максимального дохода»[145].

Как в Германии, так и в Англии, вследствие бурного роста и процветания городов увеличивался спрос на мясную и молочную продукцию. В Германии ее преимущественно производили на крестьянских фермах в центральном, западном и южном регионах. В Англии региональное деление было еще четче выражено: десять ведущих графств по производству зерна, располагались на востоке, а десять ведущих в молочной продукции — на севере и западе. Среднее уменьшение арендной платы, составлявшее 26 процентов в период с середины 1870-х до середины 1890-х годов, сгладило различия между снижением платы на 41 процент в южновосточных пахотных регионах и 12 процентами в северо-западных скотоводческих, причем в последних оно в период общего падения цен катастрофическим отнюдь не было. Между 1858 и 1881 гг. герцог Сатерлендский потратил 100000 фунтов стерлингов на строительство и осушительные работы в своем животноводческом поместье в графстве Шропшир, но его капиталовложения окупились тем, что он пережил депрессию без каких-либо общих снижений арендной платы. Однако герцог Бедфорд, также потративший десять тысяч фунтов в борьбе с депрессией, улучшая земли в окружающих Лондон графствах (Мидлсекс, Эссекс, Кент, Сурей) обнаружил, что его инвестиции ничего не решили: дорогостоящий переход от пахотных земель к пастбищам не окупился, и значительное снижение арендной платы было неизбежно[146].

Хотя упадок британского земледелия в период Великой депрессии проявлялся в разных регионах по-разному, общее положение дел в сельском хозяйстве по сравнению с британской промышленностью, так и с иностранными фермами, было незавидным. По утверждению К. О'Града, «столкнувшись с иностранной конкуренцией, сельское хозяйство Британии выглядело не лучшим образом, по крайней мере, судя по чрезвычайно медленному общему росту продуктивности». Главным фактором здесь являлась защищенность: так, к 1890-м годам тарифы на германскую пшеницу соответствовали 30 процентам от британских цен и 40 процентам от французских. Тем не менее, как утверждает Эвнер Оффер, защищенность не являлась единственной составляющей: «Британия была не единственной страной с открытой экономикой. Бельгия, Голландия и Дания разрешили свободный ввоз зерна, при этом не прекратив выращивать его сами. Все три страны умеренно сократили этот сектор сельского хозяйства, с лихвой компенсировав его усиленным развитием животноводства. Дания, в частности, завоевала часть британского рынка, поставляя сыр, масло, бекон и яйца, тогда как Бельгия расширила производство скота для домашнего потребления»