Аристократия в Европе, 1815–1914 - [30]

Как и следовало ожидать, в Пруссии миллионеров было гораздо больше, чем в Баварии: шестьдесят четыре человека имели состояние, которое, согласно налоговому обложению, превосходило 1 миллион фунтов (20 миллионов марок), а по рыночной стоимости, безусловно, выражалась бы цифрой еще большей[94]. В этот список входило двенадцать принцев, герцогов и графов, двадцать восемь дворян менее высокого ранга и двадцать четыре представителя буржуазии. Деление на принцев, герцогов и графов, с одной стороны, и дворянство менее высокого ранга, с другой, является важным, так как в большей или меньшей степени точности отражает разрыв между старой и новой знатью. К 1914 г. дворянин из старинного рода, состояние которого оценивалось в миллионах фунтов стерлингов, был бы, несомненно, причислен к высшим дворянским рангам. Все двадцать восемь Freiherren или обычных дворян (то есть, просто имеющих в фамилии предикат «фон») являлись представителями родов, занимающихся финансовой и коммерческой деятельностью и пожалованных в дворянство всего лишь полвека назад. С другой стороны, среди герцогов, принцев и графов, только граф Франц-Губерт Тиль-Винклер не был выходцем из старинного дворянского рода.

Из одиннадцати миллионеров «старого дворянства» восемь были из Силезии. Среди них роды Гогенлоэ, Баллештремы, Шафготши являлись католиками. Так же католиками, из несилезских миллионеров, принадлежащих к «старому дворянству», были герцог Аренберг и принц фон Турн-унд-Таксис, не включенные в статистические данные Мартина; оба они имели еще большие состояния за пределами Пруссии. Таким образом, в Пруссии, этой цитадели протестантизма, семеро из одиннадцати самых богатых дворянских родов принадлежали к католикам. Еще более примечательно, что из двадцати восьми «новых дворян», тринадцать по происхождению были евреями. Исходя из этих данных, можно предположить, что объединить прусскую элиту в единое целое и сделать ее приемлемой для собственного народа являлось проблемой гораздо более сложной, чем те, с какими сталкивалась англиканская верхушка в Англии. По крайней мере, что касается пожалования в дворянство миллионеров, то прусское государство, по всей видимости, не проявляло даже признаков антисемитизма. Все евреи-миллионеры были дворянами, а двадцать четыре миллионера буржуазного происхождения — христианами. Основное различие, конечно, заключалось не в том, что прусское государство сознательно проводило политику благоприятствия евреям, а скорее в том, что евреи-миллионеры принадлежали к потомственным финансистам (Ротшильдам, Гольдшмидтам, Мендельсон-Бартолди, Фридлендер-Фульдам, Блейшрёдерам), между тем, как многие миллионеры-христиане из буржуазии — к промышленным и коммерческим кланам (Геншель, Ганиель, Тиссен, Штинне). В целом правительство чаще взаимодействовало с финансистами и в большей степени от них зависело, чем от торговцев и промышленников. Одиннадцать «старых дворян» имели доход, равный 4,9 процентам от стоимости их состояния, хотя Хенкель фон Доннерсмарки, Шаффготши и герцоги Уйестские получали гораздо большую прибыль. Новой аристократии удалось увеличить доход до 5,96 процентов, а прибыль двадцати четырех миллионеров из буржуазии составляла 6,41 процент. Из двадцати восьми «новых дворян» семеро были выходцами из Берлина и Франкфурта, трое — из Кельна, а остальные — из разных мест, но большинство — городские жители. Только Евгений фон Кальмитц, двое из семьи фон Штамм и Герберт фон Мейстер считали сельское поместье своей основной резиденцией.

Как и следовало предположить, группа прусских миллионеров, состояние которых оценивалось от 10 до 20 миллионов марок (от 1/2 до 1 миллиона фунтов), оказалась более многочисленной, а также была представлена большим числом предпринимателей, по сравнению с шестидесятью четырьмя звездными миллионерами из предшествующей группы. В эту «менее богатую» категорию вошло сто шестьдесят восемь человек, из которых восемьдесят два дворянами не были. Тридцать три принадлежали к титулованной знати: герцоги, принцы и графы или, в трех случаях, являлись принцами-правителями других германских государств, имевшими также крупные личные владения и в Пруссии. Пятьдесят три были представителями Freiherren или нетитулованного дворянства. И тут деление между герцогами, принцами и графами, с одной стороны, и менее знатными дворянами, с другой, отражало деление на старое и новое дворянство, хотя не столь строго, как в случае «звездных» миллионеров. Так, титул графа Германа фон Грибенау был сомнительным, новоиспеченным и, разумеется, не являлся прусским. Единственный среди очень богатых прусских титулованных дворян — графов и выше, он указал как свое постоянное место жительства не сельское поместье, а городской дом[95]. Равным образом не вписывался в общепринятые рамки С. Ф. фон Бюлов, богатейший землевладелец в Шлезвиг-Гольштейне, отпрыск древнейшего рода, умудрившийся остаться простым дворянином. Гораздо легче объяснить ситуацию с Альбертом фон Бургсдорфом и бароном Теодором фон Флотов, представителями старинных провинциальных родов мелкопоместного дворянства, состояния которых намного превышали состояния всех других представителей восточного так называемого «местного дворянства». Бургсдорф породнился через женитьбу с очень богатым родом Пёэнсгенов из Дюссельдорфа, где впоследствии и поселился. Флотов женился на девице из семьи Грюнелиус, одной из богатейших во Франкфурте