Аристократия в Европе, 1815–1914 - [16]

Однако между тем, где проживали и пользовались наибольшим влиянием такие семьи, и тем, где они владели наибольшими земельными угодьями, не обязательно прослеживалась прямая связь. Пытаясь определить наиболее аристократические графства Англии, Майкл Томпсон наряду с аристократическим землевладением (то есть, поместьями величиной более 10000 акров) учитывает также и распределение по стране так называемых «загородных домов». Хотя выбранные ориентиры весьма приблизительны, совершенно очевидно, что наиболее аристократической частью страны являлись центральные графства Англии (Мидленда). Среди шести «самых аристократических» графств из этого региона безусловно выпадает лишь Дорсет. Более того, хотя Томпсон подчеркивает, что может ручаться за точность этой картины лишь для начала 70-х, она, как он полагает, вряд ли претерпела большие изменения с 1790 до 1919 годов[34].

Г. Е. Мингей утверждает, что в 1790 году, около 400 землевладельцев получали достаточно высокий доход чтобы содержать большой загородный дом, проводить весь светский сезон в Лондоне и придерживаться аристократического образа жизни. Для этого требовалось, как минимум, 5—6000 фунтов стерлингов в год, хотя, чтобы жить на таком уровне не напрягаясь, необходимо было 10000 фунтов, каковым и был средний доход этих 400 собственников. Первенство среди аристократии держали герцоги Бедфорда, Бриджуотера, Девоншира и Нортамберленда, маркиз Рокингемский и графы Эргемонт и Шелберн. За этими магнатами следовали 700–800 родов состоятельных джентри, преимущественно баронетов с доходом в 3—4000 фунтов; эсквайры, получавшие от 1000 до 3000 фунтов в год, которых насчитывалось приблизительно от трех до четырех тысяч; и примерно 10000— 20000 джентльменов, живущих на доход от 300 до 1000 фунтов стерлингов в год.

К 1790 году доход землевладельцев, по данным Мингея, постепенно увеличился на 40–50 процентов по сравнению с серединой восемнадцатого века. С конца 1780-х до конца 1820-х годов доход с арендованных земель удвоился, причем наибольший его прирост выпал на военные годы. К 1819 году доходы герцогов Нортамберлендских и Бридуотерских, маркиза Стаффорда и графа Гросвенора составляли более 100000 фунтов в год. Не удивительно, что это были годы, когда козыряние своим богатством и непомерные траты стали массовым явлением среди английской аристократии. Когда, например, в 1799 г. герцог Ратленд достиг совершеннолетия, расходы на празднества и подарки составили около 10000 фунтов — суммы, существенно превосходившей годовой доход многих аристократов, которых в других регионах Европы считали весьма состоятельными.

В 1790 г. — пишет Мингей — «крупные лендлорды были, несомненно, самой богатой группой в стране». В середине восемнадцатого века, чтобы купить большой загородный дом и 10000 акров земли, требовалось 100000 фунтов капиталовложений, сумма, практически доступная только аристократу. В этом, как указывает Джон Кэннон[35], заключается одно из объяснений, почему возможность попасть в ряды высшей английской аристократии, как и покинуть их, в восемнадцатом веке была весьма ограничена.

Несмотря на начало промышленной революции, в первом десятилетии девятнадцатого века в этом отношении почти ничего не изменилось. Высокие доходы от землевладения способствовали росту цен на поместья: чтобы приобрести в собственность 3—4000 акров в начале 1840-х годов требовалось 100000 фунтов стерлингов. При том, что большую часть британской промышленности все еще составляли мелкие предприятия с очень незначительным основным капиталом, приобретение земельного владения величиной свыше 10000 акров было доступно лишь единицам, которыми, как правило, были финансисты, такие как Александр Баринг и Сэмюел Ллойд. Как пишет В. Д. Рубинштейн, «в первой половине девятнадцатого века — спустя одно или два поколения после начала промышленной революции — крупные собственники, не входившие в число землевладельцев, составляли ничтожно малый процент от всего класса имущих. Если бы в 1825 году в зале, где находились двести богатейших людей Британии, оказался посторонний наблюдатель, ему простительно было бы подумать, что никакой промышленной революции в Англии никогда не было»[36].

[Таблица 2.1]

Среди иностранцев, наблюдавших английское общество в конце 1820-х, наиболее проницательным оказался немец — принц Германн фон Пюклер-Мускау. Между 1825 и 1829 гг. Пюклер провел не один месяц в Англии в поисках наследницы. Особый интерес представляют его замечания по поводу относительной стоимости жизни в Англии и Северной Германии. По мнению Пюклера, предметы первой необходимости в Англии стоили не намного дороже, чем у него на родине, остальное же существенно превосходило в цене. Чтобы вращаться в высшем обществе, необходимо было иметь богатый и разнообразный гардероб. Разъезжать на почтовых по стране было вчетверо дороже, чем в Германии. Не менее дорого обходилась роскошная жизнь в загородных домах, а для их владельцев «один месяц гостеприимства выливался в сумму, — писал Пюклер, — которую у нас богатый землевладелец тратит за целый год»