Аристократ и куртизанка - [72]

Мадлен не слышала раздавшегося в ночи выстрела, не видела, как отброшенный отдачей сержант упал на палубу и, ударившись об нее головой, замер. Она слышала только плеск и клекот поглотившей их воды. Ледяная тьма сковала ее тело и потащила вниз — туда, где не было ни воздуха, ни света. Действуя инстинктивно ради спасения Люка, она позабыла о том, что не умеет плавать.

Сильные руки схватили ее и потянули наверх. Задыхаясь, наглотавшись воды, с телами, скованными холодом, Люк и Мадлен сумели тем не менее подняться на поверхность.

— Я не брошу тебя! Поверь мне хоть раз! — прохрипел ей в самое ухо Люк, держа жену за плечи и приподнимая ее голову над водой. Волосы Мадлен распустились и облепили лицо.

Она хватала ртом воздух. Ее била дикая дрожь, и от холодной воды сводило горло. Она отчаянно пыталась подавить панику и довериться мужчине, которого любила больше жизни. Теперь она знала, что может довериться ему вся без остатка.

Мадлен справилась со страхом, и Люку стало легче. Он удерживал на плаву себя и жену, но чувствовал, что силы на исходе. Берег реки был далеко, и течение стремительно несло их к морю. С одной стороны, это было хорошо, потому что они удалялись от одной опасности, но другая уже поджидала их: они могли попросту утонуть.

Люк плыл к берегу. Мокрая одежда сковывала его движения и тянула на дно. Они уже миновали каменную набережную, но берег оставался слишком высоким, и, даже добравшись до него, они вряд ли сумели бы вскарабкаться наверх. Люк захлебывался в холодной воде. Руки и ноги наливались свинцом, а в ушах звенело. Силы его почти иссякли, и просто каким-то чудом он удерживал на воде себя и Мадлен. В то же время он знал, что не даст утонуть Мадлен, которую так любит, которая так рисковала ради него. Что, если не любовь, могло подвигнуть ее на такое? Эта мысль пробилась сквозь заволакивающий разум мрак и придала ему новые силы.

Подняв голову над водой, он поискал глазами ялик. Кажется, вон там, сзади, но вода захлестывала лицо, ослепляла и лишала уверенности. Возобновив усилия, Люк снова поплыл. Берег приближался. Впереди можно было разглядеть нависшее над рекой дерево, чьи ветви касались воды. Люк понял, что если доплывет, то сможет за него ухватиться, и их не унесет в море.

Из последних сил он рванулся вперед, и течение бросило их прямо на дерево. Острые сучки оцарапали ему лицо и вырвали клочья одежды. Свободной рукой Люк вцепился в мокрую ветку. Теперь ему приходилось бороться с течением, которое стремилось унести их, швыряя, как прутики на мельничных жерновах.

— Люк! — в ужасе крикнула Мадлен, и ее оторвало от него.

В последний момент он схватил ее за мокрую, скользящую под пальцами руку и судорожно вцепился в запястье. Скрежеща зубами, Люк висел в мощном потоке, разрывавшем его надвое. Рана в плече горела, будто в ней поворачивали раскаленный железный прут. Этой, больной, рукой он и держал жену. Но он не разожмет пальцы! Не разожмет, пока не подойдет ялик и их не спасут…

Пытаясь забыть о боли и холоде, он думал о Мадлен, о ее мягкой коже и сладких губах, о том, как солнце золотит ее волосы. Он думал о Кершолене и о детях, которые у них родятся, он думал об их любви.

Голова Мадлен ушла под воду, и солоноватая влага обожгла ей легкие. Темнота, залившая мозг, была кромешнее ночи и чернильных вод, пытавшихся унести ее. Она не видела, как приблизился ялик и чьи-то руки грубо схватили ее за волосы, поднимая из жадной воды. Ни она, ни Люк не услышали радостного крика Леона.

Пальцы Люка пришлось силой отрывать от ветки, чтобы втащить его и Мадлен в ялик, но и тогда он продолжал мертвой хваткой держать запястье жены.

— Теперь можешь отпустить ее, друг, — сказал один из шуанов, но Люк не слышал.

Осторожно, как могли, мужчины по одному разгибали его пальцы, чтобы освободить руку Мадлен. Шуан укрыл женщину своей курткой.

Вскоре Мадлен начала кашлять, потом ее вырвало водой, в глазах прояснилось, и она рванулась к Люку, обхватила его руками и зарыдала у мужа на груди.

— Все хорошо, — прохрипел он, с трудом приходя в сознание. — Не… плачь, Мади…

Он осторожно приподнялся и прислонился к планширу, посадив на колени Мадлен. Ему было очень холодно, а от нее исходило тепло. Утлое суденышко опасно зачерпнуло воду, пока их вытаскивали, и теперь эта вода плескалась у него в ногах.

— Господи, Люк, твое плечо! — вдруг вскрикнула Мадлен, вспомнив, как он держал ее, но Люк остановил руку жены, потянувшуюся к пуговицам куртки.

— Оставь, — прохрипел он. — Выживу, не бойся.

Плечо разрывало невыносимой болью, но он не хотел, чтобы она знала об этом. Рана открылась еще во время боя в форте, а река не помогла исцелению. Грудь болела от попавшей в легкие воды, саднила разодранная деревом шея — и все-таки он улыбался. Мадлен любит его. Любовь привела ее за ним, заставила рисковать жизнью ради его спасения. Его Мадлен… Такая храбрая, такая красивая…

Тьери поднял весла и предоставил течению уносить их подальше от переполоха на кораблях. Выстрел сержанта вызвал тревогу на втором судне, и оттуда послышалась пальба и отчаянная брань.

Должно быть, Люк на миг потерял сознание, потому что когда очнулся, то увидел, что Мадлен трясет его за руку. Оглядевшись, он смутно отметил, что воды в ялике стало больше.