Ариэль - [9]

— Оба предположения хорошие, действительно хорошие, — сказал я.

Смущенный Симолин заспешил прочь. Мгновение я смотрел вслед долговязому констеблю. Почему-то я был почти уверен, что Симолин прав в обеих своих догадках.

Я перешел через мост и посмотрел вниз. Тела уже увезли в бюро судебно-медицинской экспертизы в Рускеасуо, и закрытый утром для движения участок дороги снова функционировал. Мост же оставался перекрытым, и его окрестности оцеплены; прочесывание территории продолжалось. За пределами запретной зоны со стороны Линнунлаулу вертелись несколько репортеров и фотографов. Они попытались вытянуть из меня информацию об убийстве, но я велел им звонить Хуовинену. Тот обладал даром общаться с журналистами.

Я остановился на минуту, чтобы собраться с мыслями. Если одного из мужчин куда-то вели, то от него чего-то хотели. Это не могла быть какая-то вещь или партия наркотиков — их можно просто отобрать. Значит, от него хотели чего-то другого, например информации. Мужчина, в свою очередь, знал, чем это грозит, и боялся настолько, что, не задумываясь, попытался убежать, прыгнув с моста. На такое не идут, если не уверены, что находятся в смертельной опасности. Наличие у него оружия указывает, что он был готов к неприятностям. Тем не менее его застали врасплох.

Огражденная площадка для выгула собак находилась сразу за мостом справа. За оградой было две собаки: стремительно носившаяся взад-вперед или вертевшаяся на месте светло-коричневая дворняга и робко замерший у ног хозяйки, дамы лет шестидесяти, маленький черный пудель. Я подошел к владелице пуделя и представился.

— Вы были тут утром с собакой?

— Была.

— В какое время?

— В восемь. Я всегда прихожу в это время.

— Заметили что-нибудь необычное на мосту?

Женщина мрачно посмотрела на меня:

— Молодой человек, если вы для начала расскажете, что произошло на мосту, мне будет легче понять, что вы называете необычным.

Я почувствовал себя школьником перед строгой учительницей. Я всегда робею перед пожилыми дамами с громким голосом. Возможно, в этом виновата моя мама. Она всегда считала, что у нее есть предоставленное ей материнством неотъемлемое право обращаться с мужчинами как с нашкодившими детьми.

— Уверен, вы и так понимаете.

Взгляд дамы осуждал меня за таинственность.

— Я должна была что-то слышать, скажем выстрелы?

— Вы слышали?

— Нет.

— Вы не слышали выстрелов и ничего другого, например криков?

— Я этого не говорила. Кто-то кричал, но я не разобрала, что именно. Это был не финский язык, скорее что-то похожее на арабский.

— Что он кричал? Одно слово или несколько?

— Несколько слов — не меньше двух, может, три.

К нам подошел хозяин дворняги, одетый в спортивный костюм:

— Вы полицейский?

— Да. Можно побеседовать с вами чуть позже?

— Я ничего не видел, меня здесь и не было тогда.

Мужчина отвернулся, и я снова сосредоточился на даме:

— Ни одного слова не запомнили?

— Ну, такого не запомнить, какой-то иврит, образно говоря.

— Что произошло дальше? Вы пошли посмотреть, кто кричал?

— Разумеется, нет. Я в такое не ввязываюсь.

— В какое?

— В разборки иностранцев.

— Что вы называете «разборками»?

— Ну, наверное, этот мужчина не к себе обращался…

— Что произошло дальше? Вы видели кого-нибудь после того, как услышали крики? Людей, которые могли иметь отношение к происходящему?

Хозяин дворняги незаметно переместился поближе. Дама посмотрела на него гневно. Он явно переступил границы ее территории.

— Двое мужчин пришли со стороны моста. Тогда я была уверена, что это именно они ругались и орали на мосту… По виду они были иностранцы.

— Можете описать их поподробнее?

— Темные… смуглые. — Женщина посмотрела на меня изучающе. — Вот как вы. Оба в куртках, капюшоны подняты, и в перчатках, оба. Лет тридцати-сорока, походка легкая, как у спортсменов.

— Попробуйте вспомнить какие-то детали их внешности или одежды. Я уверен, что вы очень наблюдательны.

Мой комплимент сработал.

— Темно-синие спортивные свитера и черные спортивные брюки и кроссовки. Больше ничего не могу сказать. Они какое-то время шли вместе, потом один из них побежал.

Женщина замолчала и наморщила лоб.

— Потом кричала какая-то женщина.

— Что кричала?

— Скорее даже это был вопль. В нем не было слов.

— И вы не видели, кто кричал?

— Нет. Крик длился лишь мгновение.

— С вами на площадке в это время находился кто-нибудь еще?

— Не меньше двух человек, возможно, трое, но я не помню никого, кроме этой артистки из Городского театра, забыла, как зовут, молодая такая, живет тут неподалеку, я ее много раз видела. У нее джек-рассел-терьер. Ее фотография висит в витрине перед театром. Брюнетка, стройная, короткие волосы.

Я подождал еще с четверть часа, совершенно продрог и переговорил со всеми собачниками, появившимися на площадке. Никто ничего не видел и не слышал. Затем я направился через парк в Городской театр.

Витрины с фотографиями располагались прямо перед главным входом. Вивика Мэттссон. Брюнетка, стройная, с короткой стрижкой — все так, как описала хозяйка пуделя.

Звезда музыкального спектакля, премьера которого была намечена на ближайшее время.

Администратор закончила разговаривать по телефону как раз в тот момент, когда я вошел. Я показал полицейское удостоверение: