Ариасвати - [19]

Посреди двора, на возвышенной террасе, к которой со всех четырех сторон вели широкие ступени, стояло четырехугольное здание. Стены его состояли из массивных колонн, промежутки между которыми в вышину человеческого роста были забраны снизу гладко обтесанными плитами, а сверху до потолка представляли собой нечто вроде широких окон для свободного доступа воздуха и света во внутренность здания. Узкая сторона здания, украшенная довольно изящным портиком и обращенная видом к воротам, служила входом. На фронтоне, сколько Андрей Иванович мог разобрать, были высечены из камня человеческие фигуры и какие-то предметы, вероятно имевшие символическое значение. Задняя стена здания, также как и прилегающие к ней части боковых, была сплошная и имела только узенькую дверь, едва заметную в глубине портика. По обе стороны здания в нескольких шагах от террасы виднелись два каменных водоема: тонкая струйка воды текла еще из каменных труб и расплескивалась на каменном полу водоема. Вокруг всего двора, начинаясь от самых ворот и примыкая к наружной ограде, тянулась сплошная пристройка, состоявшая тоже из колонн, забранных снизу до вышины человеческого роста теми же гладко обтесанными плитами и покрытая общей плоской кровлей. Приделанные на равных расстояниях узкие двери вели со двора в эту пристройку. Заглянув в некоторые из них, Андрей Иванович увидел, что пристройка была разделена сплошными поперечными стенами на небольшие комнаты совершенно одинаковой величины. Расположение и внутреннее убранство этих комнат, или скорее келий было также совершенно одинаково: дверь во всех этих кельях приходилась у правого наружного угла, вдоль левой поперечной стены находилось узкое каменное ложе с небольшим возвышением для изголовья, посредине кельи помещался каменный стол, в задней стене виднелось несколько ниш, из которых в средней, немного большей, чем остальные, сохранились еще в иных кельях небольшие изваяния женщины в широкой и длинной одежде, с венком на голове.

Осмотрев несколько таких келий, Андрей Иванович пришел к заключению, что он открыл нечто вроде древнего монастыря, и ему почему-то казалось, что это был непременно женский монастырь, что посредине двора стоял храм божества, и в кельях кругом храма помещались жрицы, посвятившие себя на служение этому божеству.

XII. Храм

Перейдя через двор, Андрей Иванович стал медленно подниматься на высокое крыльцо храма. Особенность обстановки и какая-то торжественная тишина, господствовавшая кругом, настраивали его к совершенно непривычным ощущениям.

"Сколько тысяч богомольцев, — думал он, — поднимались по этим ступеням, чтобы повергнуть к стопам божества свое горе и свои радости, и чудодейственная сила молитвы облегчала их горе и сообщала их радости более возвышенный характер. Истертые ступени храма еще хранят отпечатки ног этих тысяч богомольцев, но где теперь они сами — эти богомольцы? Где сердца, которые так тревожно бились, поверяя свою скорбь недоступному божеству, где те руки, которые так порывисто сжимались, когда пылающее чело склонялось на холодные плиты пола и грудь замирала под переменными чувствами надежды и страха?

А храм стоит все такой же величественный и красивый, как целые века тому назад, и полуденное солнце все также освещает его белые колонны и нагревает его разноцветные ступени… Дела человеческих рук, создания мысли человеческой надолго, быть может на целые тысячелетия, переживают самого человека".

Чрез портик, к широким дверям храма вела мозаичная дорожка, выложенная красивым узором из разноцветных полированных камней. На стенах, по обе стороны входа, в широких скульптурных рамах, виднелись барельефы, изображавшие какие то сцены со множеством человеческих фигур. Торопясь осмотреть внутренность храма, Андрей Иванович только мельком взглянул на них, но правильность рисунка и красота исполнения невольно бросились ему в глаза.

Войдя в самый храм, он был поражен еще большим удивлением. Когда его шаги гулко раздались на мозаичном полу храма и перед глазами открылась широкая аллея блестящих стройных колонн, чередуясь с длинной вереницей статуй, как будто прячущихся в промежутках колонн, — когда в конце этой аллеи, у задней стены храма, на высоком помосте, в виде трона, он увидал величественную фигуру женщины в широкой, изящно драпированной одежде, с серпом в одной и хлебным снопом в другой руке, с венком из спелых колосьев на голове, представлявшей, конечно, главное божество храма, — он невольно поднял руку к голове и после непродолжительного колебания, которого тотчас же устыдился, снял шляпу с чувством, близким к чувству благоговения.

"Да, храм оставленный — все храм,

Кумир поверженный — все бог",

— прошептал он, окидывая глазами длинный ряд статуй, стоявших по обе стороны храма.

Оба эти ряда статуй имели совершенно различный характер. Те статуи, которые находились по правую сторону Цереры (Андрей Иванович таким именем назвал богиню храма благодаря ее серпу и хлебным колосьям), изображали старцев почтенной наружности, в длинных широких одеждах и с жезлами в руках. Все они имели более или менее длинные бороды, на головах их, или вовсе лишенных волос, или обрамленных только узким кольцом волос вокруг гладкого темени, красовались большие венки из какого-то остролистного растения с небольшими гроздьями мелких ягод. Только одна статуя из всего этого ряда имела особенный характер: она стояла последней в ряду и изображала человека в такой же точно одежде, но он стоял на коленях, опустив на грудь свою увенчанную голову и закрыв руками лицо, на пьедестале, у ног его, лежал сломанный жезл. Андрей Иванович долго стоял, стараясь отгадать, что изображала эта загадочная статуя, но бесплодные предположения не могли, конечно, открыть тайны, ключ к которой потерян целые тысячелетия тому назад.