Ариасвати - [18]

Легкость, с которой приручались льямы, невольно наталкивала Андрея Ивановича на предположение, что они были некогда домашними животными на этом острове и, несмотря на целые века, прошедшие с тех пор, как вымерли люди, населявшие город над озером, льямы не могли еще забыть своего прежнего состояния и не утратили еще инстинкта привязанности к человеку. Они живут по-прежнему в том же городе и ночуют в тех же зданиях, в которые несколько веков тому назад загонял их человек, пользовавшийся их молоком и шерстью. Привычной толпой выходят они с рассветом из этого древнего города, чтоб пастись по окрестным лесам, и вечером, на закате солнца, возвращаются на ночлег под свои родимые кровли. Но где теперь те люди, которые некогда жили в этом городе? Что осталось от них? Несколько десятков домов, несколько храмов, гранитная дорога вдоль озера — вот и все. Даже гробниц их не отыщешь…

Зеленой листвой

Одевает природа гробницы

И заботливой прячет рукой,

Их от взоров веселой денницы:

Жизнь должна быть светла и ясна,

И привольна, как в море волна…

XI. 0ткрытие

С устройством лодки, плот был обращен в нечто вроде подвижного моста или парома на ручье. Андрей Иванович протянул с одного берега на другой крепкую веревку, сплетенную из чрезвычайно гибких и тонких древесных волокон, найденных им во время странствований по лесам. С помощью этой веревки, он перетягивался на плоте через ручей, когда ему встречалась надобность перейти на другую сторону. Несколько таких же паромов он устроил и ниже по течению ручья, и это избавляло его от необходимости вязнуть в болотах и далеко обходить их глубокие протоки. Устроив таким образом пути сообщения, он с большим удобством мог охотиться за кагу, киви-киви и дичью, населявшей лесные болота, образуемые ручьем.

Метода рыбной ловли также изменилась. Андрей Иванович более уже не стремился ловить на глубине, с середины озера. Катаясь по озеру на своем легком и красивом, как игрушка, челноке, Андрей Иванович с вечера ставил в разных местах берега жерлицы и оставлял их на ночь. Рано утром он выезжал снова, осматривал их, заменяя испорченные и обгрызенные и собирая попавшуюся рыбу, а если чувствовался недостаток рыбы, то оставлял их и на день. Это избавляло его от скучного сиденья за удочкой, а между тем иногда попадались довольно крупные рыбы. Впрочем, иногда вечером, когда требовалась мелкая рыбешка для наживы на жерлицы, он садился с удочкой на берегу озера или ручья, недалеко от палатки, и забавлялся уловками рыбы, ухитрявшейся завладеть лакомой мушкой так, чтобы не попасть на крючок. Вскоре, однако, он нашел такое место на ручье, где было столько мелкой рыбы, что ее можно было ловить сачком без всякого затруднения.

Однажды, охотясь за киви-киви, Андрей Иванович зашел в почти непроходимую лесную глушь, где густо разросшиеся деревья были опутаны целой сетью вьющихся растений, среди которых попадались иные, почти сплошь усыпанные красивыми благовонными цветами. Чрезвычайно цепкие кустарники попадались на каждом шагу, так что приходилось прокладывать себе дорогу при помощи охотничьего ножа.

Пробираясь таким образом вперед, Андрей Иванович вдруг наткнулся на каменную преграду — не то отвесный бок утеса, не то стену, сложенную человеческими руками. Вся покрытая пушистым ковром мхов и лишаев, роскошно разросшихся в густой тени вековых деревьев, она совершенно скрывалась в непроницаемой чаще, так что Андрей Иванович заметил ее не прежде, как подойдя к ней вплотную. Срезав в нескольких местах толстый слой мха, он убедился, что эта была стена, сложенная из больших квадратных плит. Андрей Иванович заинтересовался своим открытием и решил, оставив пока охоту в стороне, заняться его исследованием.

При помощи ножа прокладывая себе дорогу через цепкие кустарники, он медленно подвигался вдоль стены, надеясь найти в ней какую-нибудь дверь или ворота. Более получаса шел он таким образом, спотыкаясь о сучья и корни. Стена казалась бесконечной. Наконец он добрался до выступа стены и в то же время, вместо корней и сучьев, почувствовал под ногами гладкую поверхность каменной плиты. Раздвинув густые ветви кустарника, он вышел на вымощенную плитами площадку и увидел перед собою широкие ворота. То, что Андрей Иванович принял за выступ стены, оказалось массивным воротным столбом: другой такой же столб виднелся в нескольких шагах от него, наполовину скрытый густым покровом перепутавшихся ветвей. Оба столба, подобно колоннам озерного храма, были увенчаны каменными полушариями, которые, вероятно, для вымерших строителей этих зданий служили эмблемами или атрибутами божества, которому они поклонялись. Прямая как струна, дорога, вымощенная широкими и гладкими плитами, упираясь с одной стороны в ворота, с другой, уходила в глубину леса.

Войдя в ворота, Андрей Иванович увидел перед собой обширный двор, вымощенный такими же широкими и плотно пригнанными плитами, и очевидно благодаря именно этим массивным плитам лес, так мощно разросшийся вокруг стен, не мог проникнуть в глубину двора и оставил его в первобытной неприкосновенности, — только местами трава, пробивавшаяся между плит, темнела на его гладкой сероватой поверхности.