— Ужъ очень быстро eздите… господа. Развe же можно?
— А вы поговорите съ ней, я васъ очень прошу, убeдите Арiадну Николаевну, что кромe ея причудъ и фантазiй еще кое-что имeется.
(Саламатину). — Просто васъ надо было прогнать.
— Меня прогнать не такъ-то просто.
(сидитъ рядомъ съ Арiадной, очень встревоженно). — Да какъ… это все?
— Мы возвращались… совсeмъ и не быстро…
— У ней и прiемъ не тотъ, руки не сильны. Машина виляетъ. Чортъ знаетъ что!
— Да вы… вы сами, убирайтесь вы! (Вся дрожитъ отъ гнeва.) Я васъ и не просила со мной eхать. Машина генералова.
— Что-жъ, наскочили на кого?
— Просто домой возвращались, и на шоссе, на поворотe, я не разсчитала, не успeла. Автомобиль въ канаву… но мы цeлы… только ушиблись.
(окружающимъ). — Нeтъ, вы понимаете, я, какъ спортсменъ, я долженъ протестовать противъ подобнаго отношенiя къ дeлу.
— Охъ, эти мнe спортсмены.
— Ну, ну, Арiадночка, ты мнe потомъ спокойнeе разскажешь. А то дeла мои… (Уходитъ.)
— Алексeй Николаевичъ, вы со мной дерзки.
— Не знаю, кто дерзокъ…
— А я знаю. И не хочу съ вами разговаривать.
— Ахъ, пожалуйста… (Быстро уходитъ.)
— Мальчишка! Туда же!
— Называется, Арiадна распалилась.
(вдругъ устало). — Ахъ, оставь, Лапа. Право, ну что это такое…
. — Да… ничего. Вотъ и шумъ вышелъ. (Арiаднe.) Хорошо еще, ножку себe не зашибли. А то недeльки бы двe похромали… какъ лошадка закованная. (Полежаеву.) Такъ какъ же насчетъ шестереньки? Стало быть, къ вашему приказчику?
— Конечно, конечно.
— Такъ-съ. А засимъ, мое почтенiе. (Подаетъ Арiаднe руку.) Всякихъ благъ. (Отходя, какъ бы про себя.) Я и номерокъ помню… сто семьдесятъ, а…
(вполголоса). — Блаженни чистiи сердцемъ. (Минуту сидитъ молча, какъ бы въ глубокомъ утомленiи. Полежаевъ встаетъ, дeлаетъ къ ней шагъ.) Ай, не наступи! Наступишь.
— На кого… на что?
— Вонъ Божья коровка ползетъ, по хворостинкe. (Показываетъ пальцемъ.) Дай сюда. (Полежаевъ подаетъ ей прутикъ). Ты бы и раздавилъ. А это, можетъ, у нихъ все равно, что Иванъ Иванычъ. Тоже, можетъ, по прутику ползетъ и про какую-нибудь шестереньку думаетъ. Но не нашу, а какъ у нихъ тамъ полагается.
(наклоняется, цeлуетъ ея руку). — Все такая же, Арiадна.
— Нeтъ, не такая. Я теперь не такая. Когда мы путешествовали… ну, раньше, ты мнe разъ читалъ, какъ святой Францискъ всeхъ птицъ любилъ, звeрей. И разъ даже пожалeлъ волка, изъ Губбiо. Я вотъ теперь — этотъ самый волкъ. Одичалый. Очень одичалое существо. (Пауза). Божья коровка, божья коровка, гдe мой милый живетъ? Смотри… полетeла. (Съ горечью). Къ нашему дому. Такъ что выходитъ, этотъ милый — ты. (Бросаетъ прутикъ).
(серьезно). — Да, я.
— Такъ было. Но не теперь.
— Ты нарочно… ты… изъ автомобиля… нарочно?
Арiадна молчитъ. Въ пруду гаснетъ розовая заря. Надъ паркомъ, блeдно-фіолетовая, обозначилась огромная луна. Арiадна оперлась подбородкомъ на перила, смотритъ въ прудъ.
— Меня куда-то уноситъ. Я лечу… И все дальше, отъ тебя дальше. (Встаетъ и опускается къ водоему). Мнe самой страшно. Что же мнe дeлать? Пусто очень, холодно. Точно вонъ въ тeхъ небесныхъ пространствахъ я мчусь…
— Ты улетаешь? Но тогда, знай…
— Я видeла нынче образъ смерти. Какъ близко! Какъ желанно!
— Арiадна, остановись!
Быстро входитъ Игумновъ.
— А, вотъ кто. Поди сюда. (Игумновъ приближается). Далекó идешь?
— Далéко.
— Ближе стань.
(нетерпeливо). — Да чего тебe? (Подходитъ вплотную. Она смотритъ ему въ глаза внимательно и упорно.)
— У тебя глаза сумасшедшiе. Знакомые.
(свиститъ.) — Э вуаля ту?
(зажала въ обeихъ рукахъ по цвeтку). — Вынь, Сергeй.
— Паче и паче Арiадна бeснуется… (Вынимаетъ оба). Ну, хорошо? (Она молчитъ. Онъ отходитъ). Да, передай женe, что я дня три не вернусь. (Уходитъ.)
— Не захотeлъ гадать. (Луна нeсколько поднялась. Ея лучъ играетъ въ струe, бeгущей изъ античной маски). Въ холодной струe блеститъ луна. Я чувствую смерть. Спокойное, великое ничто.
— Но тогда ты — не одна.
— Ахъ, не одна?
— Смерть тогда не для тебя одной.
(холодно). — Этого я не знаю.
— Посмотримъ.
