— Ф-ф-у-у! (качаетъ головой).
— А иной разъ въ такую минуту взглянешь на крестьянъ, мужиковъ, среди которыхъ мы живемъ, и даже позавидуешь, какъ ясно все, какъ просто. Твердый, прямой путь.
— Э-э, братецъ ты мой, хитрая штука.
— Но когда почва подъ ногами колеблется… все принимаетъ туманно-обманчивый обликъ…
(смeется). — Ты рeжешь свои яблони и думаешь, что нашелъ истину?
— Ахъ, ну, гдe же истину? Какiя слова! Но чeмъ-то жить надо…
— Свой путь! Мнe бы, въ сущности, на покосъ надо, а вотъ сижу тутъ… и чего-то жду.
— Ты-то, кажется, крeпко… на ногахъ стоишь.
— Крeпко… крeпко. Можетъ быть. Былъ я пeвчимъ, мечталъ въ театръ поступить. Собралъ бы пожитки въ кулечекъ, палку въ руки, да въ Москву, по шпаламъ. Однако, это не вышло. А случилось, что вонъ тамъ, за твоимъ паркомъ, пригнeздилась и моя усадебка. Что называется – ближайшій сосeдъ. Ты думаешь, хозяйничать очень весело? (Пауза). Ну, то ушло, какъ юность, глупость. Но одно осталось… (Смeется, какъ бы конфузливо). Въ мужицкой душe осталось желанiе… какой-то красоты, прелести… пожалуй, чего и нeтъ въ жизни.
Изъ парка выбeгаетъ Лапинская.
— Ужасно смeшной дяденька тутъ сейчасъ былъ. Дарья Михайловна косарямъ водки подноситъ, ну, какъ онъ усы обтиралъ, и такiе серьезные-серьезные глаза, закинулъ голову, водка буль-буль, крякнулъ и огурчикомъ заeлъ. Пресмeшной.
— Можетъ быть… мнe взглянуть на покосъ?
— Только тебя и недоставало. Да что это, право, здeсь всe работать собираются? Прямо рабочая артель. И мы съ Дарьей Михайловной варенье варили… вонъ тамъ у ней такая печурка устроена на воздухe…
(точно проснулся). — Варенье варили?
(взглядываетъ чуть съ усмeшкой). — Да, мой ангелъ. Крыжовенное. Ваше любимое. Дабы зимой доставить вамъ скромное деревенское развлеченiе.
— Ты Арiадны не видала?
— Ну, твоя Ар-рiядна… Я ужъ и не знаю, гдe она теперь. Съ полчаса назадъ заeзжалъ этотъ генеральскiй юноша… на автомобилe. И тотчасъ они сцeпились. Ils étaient sur le point de поругаться. Арiадна непремeнно хотeла сама править. А онъ говоритъ: это вздоръ, вы не умeете. Ну, и она ему вдесятеро. Такъ что дeло пошло на ладъ.
— Да ужъ она выдумаетъ. (Уходитъ).
— Му-удритъ Арiадна. Послeднiй разъ у генерала бутылку шампанскаго вылакала. Назадъ eдемъ, она говоритъ: «Хочешь, сейчасъ подъ машину выброшусь?»
(какъ бы выходя изъ задумчивости). — Вы сказали: ангелъ мой. Какъ…
— Это я нарочно. Въ шутку, Сергeй Петровичъ.
— За идiота меня считаете… Разумeется, понимаю. И все же…
— Ахъ, ничего не за идiота. Просто я все острю, острю. И что это, правда, со мной такое?
— Вамъ захотeлось посмeяться. Больше ничего.
(какъ бы про себя). — Да, на самомъ дeлe, чего это я все острю?
(улыбаясь). — Все равно. Разскажите, какъ варенье варили.
— Это глупо. Варили и варили. Ничего интереснаго.
— Полоумiе! Нeтъ, позвольте, почему же по утрамъ, когда я прохожу подъ окномъ, гдe вы спите, то снимаю шляпу, и кланяюсь, съ идiотическимъ видомъ? И въ душe у меня звонъ въ колокола?
(свиститъ, какъ мальчишка, сквозь зубы). — «Честь имeю васъ поздравить со днемъ вашихъ именинъ».
— Начинаетъ разводить.
— Хорошо, другъ мой, я васъ понимаю. Я сама такая же шальная, когда влюблена.
— Вы и сейчасъ влюблены. Въ кого? Въ кого вы влюблены?
— Oh-la-la!
— Свистите, острите, издeвайтесь сколько угодно, запускайте французскiя слова, все равно, вы такъ же очаровательны и знаете это, и, какъ настоящей женщинe, вамъ нравится, что около васъ человeкъ пропадаетъ.
— И вовсе не очень нравится.
(рeзко). — Отъ кого письма получаете? Почему все время…
(спокойно). — Отъ друга.
— Да, ну…
— И какъ допрашиваетъ строго! Прямо помeщикъ съ темпераментомъ.
(глухо). — Глупо, до предeла. Разумeется, какъ болванъ себя веду. (Помолчавъ). Въ Москвe вы будете разсказывать прiятельницамъ, какъ лeтомъ въ васъ влюбился мужланъ и приревновалъ… ха… скажите, пожалуйста, какой чудакъ! Комическая фигура…
— Ничего не буду разсказывать. Совершенно не буду.
— Во всякомъ случаe, должны. Да и правда, смeшно. Жилъ-былъ человeкъ. Попробовалъ то, другое, женился на скромной дeвушкe, поповнe…
— Только не впадайте въ сантиментальное восхваленiе жены…
— Получилъ крошечное имeньице, и погрузился въ молочное хозяйство, въ жмыхи, сeялки, клевера.
— И преуспeлъ.
— Преуспeлъ.
— Нивы его стали тучны, овцы златорунны. Житницы…
— Все перебиваете.
— И вотъ предстала предъ нимъ дeва изъ земли Ханаанской, собою худа и плясовица, и многимъ прельщенiемъ надeлена. Онъ же захотe преспать съ нею. Однимъ словомъ… ну, дальше я не умeю. Только ничего не вышло. Лишь себe напортилъ.
— Вотъ именно. А она укатила, все такая же счастливая, веселая.
