(смущенно). — Конечно, наврала.
— Тебe понравилось, что тутъ флорентiйцы наши изображены. (Указываетъ пальцемъ). Да не въ однихъ, братъ, флорентiйцахъ дeло.
— Какъ ты правильно сказалъ, здeсь композицiя… Я этихъ арокъ и не замeтила.
(беретъ ее за руку.) — Зато я кое-что замeтилъ.
— Что замeтилъ?
— Ты теперь прежняя, милая Арiадна Покорная.
— И ты…
— То ужасное… Можетъ быть, Богъ испытывалъ насъ. И Ему не было угодно, чтобы мы погибли.
— Я думала тогда — конецъ.
— Я доставилъ тебe страшныя мученiя. Ты простила.
— Да.
— Потому, что пожалeла. (Молчанiе.) Можетъ быть, какъ и всeхъ пожалeть надо.
— Мнe опять открылась… моя любовь.
— Какъ сейчасъ странно!
(въ волненiи.) — Очень, очень. Необыкновенно.
— Не самую-ль судьбу мы ощущаемъ? Страшное, прекрасное?
— Не знаю. Я сейчасъ заплачу.
— Мы не знаемъ нашей жизни. Будущее намъ закрыто, какъ и всeмъ. Что ждетъ близкихъ намъ, какъ и насъ самихъ? Смерть, горе такъ же придутъ въ нежданный часъ.
— Пусть, я готова.
(покойнeе.) — Но сейчасъ свeтлыя тeни вокругъ. Волшебный вечеръ. Въ золотeющихъ облачкахъ я ощущаю нашу молодость, скитанiя, Италiю. Ну, пускай, пусть былъ я грeшенъ, неправъ… но мы не отреклись отъ лучшаго, что было въ нашей жизни. Я вспоминалъ нынче Ассизи…
Арiадна стоитъ у пiанино. Потомъ садится и слегка наигрываетъ простенькую итальянскую мелодiю. Полежаевъ подходитъ. Она оборачиваетъ къ нему лицо, полное слезъ.
— Вотъ, въ Римe утро, солнце. Тепло, въ тeни влага. Мы подымаемся на Монте-Пинчiо. Тамъ, у ограды нищiе, слeпые сидeли… у одного скрипочка, у другого — въ родe гармонiи. Они это самое играли.
— Сны! Золотые! (Арiадна закрываетъ лицо руками.) Ты плачешь?
— Да. Je t’aime.
