Ариадна - [10]

 — Когда по векселишкe платить нечeмъ.

 — Мнe разсказывали, у одного человeка зубъ болeлъ двое сутокъ. Это въ деревнe было, помочь некому. Онъ ходилъ, ходилъ, да изъ револьвера себe въ голову бацъ. И все тутъ.

 — Надо было iодомъ.

 — Ужъ не знаю. (Минуту полчитъ, потомъ оборачивается на зарево.) Боюсь я пожаровъ.

 — Если отъ насъ далеко, то ничего.

(вздрагивая, какъ бы отъ воспоминанiя). — Ну, такъ. Налейте рюмку. (Онъ наливаетъ, она беретъ, и съ этой рюмкой медленно, чтобы не расплескать, идетъ къ двери въ свою комнату.)

 — Куда-жъ это?

(невнятно.) — Ничего… ничего. Простите.

 — Ф-ть! Въ одиночествe желаетъ дернуть. (Беретъ бутылку и протягиваетъ. Арiадны уже нeтъ). Могу еще предложить. А… а впрочемъ, нeтъ. (Обнимаетъ бутылку, и гладитъ.) Мам-мочку не от-дамъ! У сердца. (Пробуетъ засунутъ въ жилетный карманъ, не лeзетъ). Ну, ладно. (Встаетъ.) Мы на вольный воздухъ. Тамъ, пожары пожарами, а мы… для полировки крови.

Пошатываясь, идетъ къ выходу, все обнимая бутылку. Ему навстрeчу съ балкона Дарья Михайловна. Она входитъ торопливо, взолнованно.

 — Право, такой ужасъ. Усачевка вся выгоритъ.

 — А вы уже… съ п’жа-ра?

Нeтъ, дома была. Никого нeтъ? (Оглядывается). Я ложиться ужъ собралась, и вдругъ зарево это, набатъ. Слышите? (Вдали звуки набата.) Вы Сергeя не видeли?

 — Им-мeлъ, несравненное удовольствiе. Онъ, кажется, eдетъ на пожаръ. Равно и госпожа Ла. Лап-апинская.

 — Ко мнe не зашелъ…

(уходя). — Этого не знаю. Не могу знать. (Уже съ балкона, громко и пьяно.) Не могу знать!

(одна). — Во весь вечеръ не вспомнить… (Опускается къ столику.) Знаетъ, что я одна въ домe…

За дверью въ комнату Арiадны громкiе голоса, какъ бы шумъ борьбы.

Дарья Михайловна настораживается.

Игумновъ спиной распахиваетъ дверь и за руку выволакиваетъ Арiадну.

Другой рукой пытается вырвать у нея коробочку.

 — А я тебe говорю: отдашь.

(отбиваясь). — Отстань! Сумасшедшiй!

 — Я? (Разжимаетъ ей пальцы.) Нeтъ-съ, это ужъ… кто-то другой.

(бросается на него.) — Какъ ты…

Игумновъ въ раздраженiи отталкиваетъ ее, и такъ сильно, что она падаетъ на диванъ. Самъ онъ разсматриваетъ коробочку. Дарья Михайловна, до сихъ поръ неподвижная, вскакиваетъ и бросается къ нему. Съ балкона вбeгаетъ Полежаевъ.

 — Сергeй?

(увидeвъ жену). — А, и ты тутъ. (Полежаеву, рeзко.) Вотъ тебe и Сергeй!

(глядя на Арiадну, лежащую на диванe, головой въ руку.) — А-а!

 — Не зайди я случайно къ ней въ комнату… (Швыряетъ коробочку въ окно.) Черти полоумные! Фу! (Подходитъ къ столику, наливаетъ вина. Руки у него дрожатъ.) Возвышенности! Смерть! Любовь! А, да, можетъ, и правда такъ надо (Пьетъ. Подымаетъ голову на Дарью Михайловну.) И ты пришла. Молчишь, но у тебя въ глазахъ укоръ. Что-жъ, укоряй.

 — Я ничего, Сережа…

 — О, Боже мой! (Слышенъ рожокъ автомобиля. Игумновъ какъ бы сбрасываетъ съ себя нeчто.) Ѣдемъ. Мы — на пожаръ. А тамъ видно будетъ.

Быстро выходитъ. Арiадна лежитъ недвижно. Полежаевъ сeлъ въ кресло, съ ней рядомъ; онъ закрылъ лицо руками.

Такъ продолжается нeкоторое время. Дарья Михайловна встаетъ, подходитъ къ Полежаеву, цeлуетъ его въ лобъ и удаляется. Спустя минуту Арiадна поворачиваетъ голову, приподымается.

 — Ушелъ, рыцарь. Что я имъ, право? (Рeзко.) Да не хочу я, чтобъ меня спасали. И все тутъ. Не желаю. (Оглядываясь на Полежаева.) Вотъ, тоже… Благодeтель человeчества. Плачешь?

 — Нeтъ.

 — Угнетаемая невинность.

(вдругъ встаетъ.) Ну, прощай, Арiадна.

 — На пожаръ?

(какъ бы разсeянно). — Нeтъ… такъ… вообще.

 — То-есть какъ же?

 — Я тоже не хочу, чтобы меня спасали.

(удивленно). — Ничего не понимаю.

 — Ну, и что-жъ? (Онъ теперь задумчивъ, какъ бы во власти какой-то мысли. Очень покойно). — Ненавидишь меня, и ладно.

 — Даже радъ!

 — Выйду, и все буду итти. Зайду въ рeку, и все буду итти, станетъ по горло… а потомъ ничего… И такъ будетъ покойно.

 — Зачeмъ же… тебe?

 — И меня приметъ вeчность. Если ты — и я.

 — Погоди, Леонидъ, сядь… (Указываетъ мeсто рядомъ.)

(садится и смотритъ на нее какимъ-то страннымъ взоромъ). — Ты теперь кажешься мнe очень далекой.

(подавленно.) — Раньше ты этого не говорилъ.

 – Со мной раньше такого не было.

 ‑ Это самое и я чувствовала, когда… Да, но ты… тебe.

 — Что же я? Нeтъ, ничего. (Встаетъ.)

 — Постой. (Удерживаетъ его.) Ну вотъ, теперь ты… Ахъ, какая тоска.

 — Мнe жаль тебя, Арiадна. Тeмъ болeе, что виноватъ я. Но ужъ теперь что же дeлать.

 — Ты какъ странно говоришь. Мнe даже страшно. Да позволь… Я никакъ не ожидала. (Беретъ его за руку.) Почему такiя холодныя руки? Ты нездоровъ?

 — Я — ничего.

(взволнованно). — Ты все твердишь: ничего, ничего, а самъ какой-то оледенeлый… (Трясетъ его слегка за плечи, заглядываетъ въ глаза.) Да что съ тобою? Леонидъ? Ты съ ума сходишь? (Полежаевъ склоняетъ голову все ниже, къ колeнямъ, зажимаетъ лицо руками, и вдругъ валится головой впередъ, на коверъ. Съ нимъ истерика. Стоя на колeняхъ, съ головой въ рукахъ на коврe, онъ судорожно рыдаетъ въ этой нелeпой позe.) Леонидъ, ну погоди… Леонидъ, ну что-жъ это такое, я сама сейчасъ зареву! (Пытается его поднять.) Ну, что-жъ ты… (Вдругъ обнимаетъ его голову и тоже рыдаетъ.) Это я тебя замучила! Это я! Ахъ, если бы ты зналъ. Нeтъ, этого ты понять не можешь. (Садится съ нимъ рядомъ на коверъ, кладетъ его голову себe на колeни. Изступленно цeлуетъ его волосы.) Милые мои… волосы, плечики. Ты этого понять не можешь… Я, конечно, сама сумасшедшая. Я вeдь совсeмъ рeшила умереть. Ты очень страдалъ? (Полежаевъ продолжаетъ рыдать.) Даша тебя въ лобъ поцeловала. Значитъ, жалeетъ. Милый, милый!