Архивы Помпеи - [7]

Мудрое утверждение. Железная логика! Так мог сказать только великий мыслитель.

Если Академия наук попросит и у меня будет немного свободного времени, я напишу книгу.

Клянусь честью!

Обед—76

— Завтра у нас будут гости, — не терпящим возражений тоном заявила жена Верпелети. — Надеюсь» ты ничего не имеешь против.

— Я? А почему я должен быть против? — спросил муж. — Я рад, что к нам придут. Сколько нас будет?

— Вместе с мамой восемь. Или девять. Надеюсь, у тебя нет возражений против того, что мама тоже будет с нами?

— У меня? Почему у меня должны быть возражения? Маме я особенно рад. У нее фотогеничное лицо.

— Что у нее?

— Я забыл тебе сказать, что завтра нас будут снимать для телевидения. Фильм под названием «Обед-76». Киношники-документалисты будут в восторге от мамы. Седовласая старушка. С миллионом морщин на лице. Вблизи — словно гравюра на дереве. Однако морщины ее прорезаны временем…

— Мог бы сказать раньше!

— Я намеренно не говорил. Они хотят, чтобы все было естественно, будто мы дома одни.

— Как будет называться фильм?

— Я уже сказал: «Обед-76». Дядюшка Лайош придет?

— Сказал, что придет.

— Прекрасно! Дядюшка Лайош появляется в дверях. На шляпе его болтаются ленточки. В правой руке бутылка вина. Увидев нас, он воскликнет: «Много счастья, боже, дай-ка сему дому и хозяйке!»

— Ты с ума сошел! Почему дядя Лайош будет говорить стихами? Ведь он врач.

— Все равно. Киношники-документалисты будут в восторге. Такую малость дядя Лайош может ради нас сделать. И пусть все видят, как мы принимаем гостей!

— Для этого нужны деньги.

— Завтра утром получишь деньги. Когда придут киношники. Я отсчитаю тебе сотенные прямо в руки. Зрители увидят и мои руки. Некрасивые, правда, но трудовые. Вблизи. Киношники-документалисты любят снимать руки.

— Сколько же ты решил потратить на этот вечер?

— Об этом не беспокойся! Я не желаю, чтобы нас ославили. Пусть все видят, каково гостеприимство 76 года! Петь умеешь?

— Почему ты об этом спрашиваешь?

— Хорошо бы ты спела в кухне над бурлящими котелками. У тебя есть ситцевый платок в горошек?

— Нет.

— Жаль! Ситцевый платок в горошек очень хорошо смотрится. Ты будешь хлопотать в кухне, а дядюшка Лайош высоко поднимет бутылку с вином и закричит: «Стол накрыт, зовут к обеду вкусных кушаний отведать. Ох, какая здесь еда, не попробовать — беда! Золотой бульон сверкает, гости ложки поднимают…»

Жена Верпелети озабоченно глядела перед собой.

— Что с тобой? — спросил муж.

— Сколько нас будет вместе с киношниками?

— Понятия не имею! Они не сказали. Тетю Эмилию ты позвала?

— Позвала, но…

— Блестяще! Тетя Эмилия расскажет, каким был обед в 1924 году. Тогда в доме и хлеб-то не всегда бывал. А после окончания интервью с тетей Эмилией дядюшка Лайош высоко поднимет бутылку вина и скажет…

— Ничего он не скажет! — закричала жена Верпелети. — И прими к сведению, что никаких гостей завтра здесь не будет! А если кто и придет, я так его турну, Что…

— Хорошо, — пожал плечами муж. — Как хочешь! Я поговорю с киношниками. Правда, разговор будет мучительным, неприятным, но что делать?..

— Завтра нас даже дома не будет. Мы пойдем к Фланцам. Они давно нас зовут.

Верпелети кивнул и подошел к телефону.

— Прошу Зебегеня Фланца. Привет! Это Верпелети. Скажи, что вы делаете завтра? Мы хотели к вам заскочить… Хорошо… Привет!

— Что он сказал?

— Сказал, чтобы мы приходили. Завтра вечером их будут записывать для радио. Название программы «В гостях у семьи Фланц».

Позор

Прочитав об этом в газете, я знал, что мне надо делать. Я должен пойти к Верпелети. Нас связывает старая дружба. В трудные часы мой долг — быть возле него.

В заметке было написано: «Директора ресторана «Золотая собака» присудили к штрафу за то, что в находящемся под его руководством предприятии общественного питания разбавляли водой коньяк и подавали посетителям порции меньше предписанных правилами».

Я представил себе, что он сейчас чувствует. Его имя упомянуто прессой в заметке о жуликах! Бедный, заблудший парень! Несомненно, полубезумный и небритый, он блуждает сейчас где- то, не желая попадаться людям на глаза. Его гонят, преследуют угрызения совести. А он, бедняга, идет, бредет, бежит, не обращая ни на что внимания…

Я обязан сейчас же поговорить с ним! Набрал номер его домашнего телефона, попросил позвать моего друга. Приятный женский голос ответил, что его нет дома.

— Вы не знаете, где он?

— Не знаю.

Просто фантастично, до чего равнодушны люди! Быть может, именно сейчас, в эти минуты, он подводит итог своей жизни: где он ошибся, что толкнуло его по наклонной плоскости, на которой уже нельзя было остановиться. Я видел перед собой Верпелети, стоящего на берегу Дуная и смотрящего на воду, темно-зеленую, мутную воду. Отто, не надо!..

Нужно что-то предпринять! Я набрал номер треста ресторанов.

— Позовите, пожалуйста, Отто Верпелети.

— Его нет.

— Когда он придет?

— Он был, но ушел.

— Не знаете, куда?

— Не знаем.

А зачем им знать? О, это равнодушие! Неужели мы никогда не изменимся? Был, но ушел. Быть может, туда, откуда нет возврата. Его назвали в газете жуликом, и этот позор он не мог перенести. Да и как теперь смотреть в глаза жене, детям? Безусловно, он не спал ночь, метался в бессоннице по кровати, а сейчас, усталый и сломленный, бродит там, где не видно людей. Может, ищет сук покрепче, на котором… Отто, не надо! Ты еще выберешься на истинный путь!