Архивы Помпеи - [5]
После четвертой жалобы, когда остроумный прибор чуть не взорвался в моих руках, почта принесла такой ответ:
>«Из твоего письма узнали, что новый прибор тоже не действует. Разумеется, мы поменяем его, когда только хочешь. Не имеет смысла сердиться, сынок. Вся эта дрянь того не стоит! Здоровье важнее. Береги себя! Привет!»
В ответ на мою пятнадцатую жалобу они писали:
>«Сообщаем тебе, сынок, что мы все здоровы. Недавно у нас распределяли премии. Наша бухгалтерша Шипеки разводится о мужем. Кати, которая работает на складе, мы выдали замуж. Надеемся, наше письмо застанет тебя в добром здравии.
>P. S. Дефектный прибор заменим».
Я послал тридцатую жалобу, ибо и тридцатый прибор не действовал. В ответе я прочел:
>«Твое письмо получили. Часто о тебе вспоминаем. С заменой в порядке. Миллион поцелуев».
Тридцать первый прибор тоже не действовал, но я так устал от всего этого, что у меня пропала охота даже писать жалобы. Через три дня я получил телеграмму от предприятия, производящего остроумные приборы:
>«Почему ты не пишешь? Беспокоимся. Ответ оплачен».
Откровенно говоря, на глаза у меня навернулись слезы. Мне было очень, очень приятно, что так заботятся обо мне, покупателе. Я схватил перо и написал ответную телеграмму:
>«Все в порядке. Прибор плохой. Жалоба идет почтой».
А что происходит сейчас?
— Вечерами мы с Хедикэ слушали музыку, — начал мой друг Геза, в порыве откровенности вздумав раскрыть предо мной душу. — Я вообще-то не меломан, мне, видишь ли, медведь на ухо наступил, но ради Хедикэ я стал любителем музыки. С ней было приятно слушать музыку! Временами мне казалось, будто мы сидим на островке вдали от мира, отключенные от всего, а вокруг волнуется бесконечное море музыки.
Однако отключение было не полным, ибо Хедикэ иногда спрашивала:
— А что происходит сейчас? Ты можешь сказать?
Это значило, она хотела знать, что по-моему происходит в данный момент в музыке. Что выражает мелодия. О чем она говорит своим слушателям. В таких случаях я мог только гадать:
— Началось свадебное шествие…
— Черта с два! — раздраженно перебила Хедикэ. — Приближается буря.
Через несколько минут я воскликнул:
— Восхитительно! Буря всколыхнула море! Какая грозная красота!
— Черте с два! — запальчиво сказала Хедикэ. — Буря утихла, началось свадебное шествие… Ну, а сейчас? Что происходит сейчас?
— Появился цыган с медведем…
— Какой еще медведь? Это французские гренадеры. Свадебное шествие рассеялось…
— Прекрасно1 — вздохнул я с закрытыми глазами. — Кажется, так и вижу перед собой…
— Тише! — шикнула Хедикэ. — Перестань болтать без умолку! Лучше слушай. Как выразительна эта музыка…
— Прости, — перебил я девушку, погладил ее по голове и притянул к себе.
— Оставь, не сейчас, — оттолкнула меня Хедикэ. — Отдадимся целиком музыке!
Откровенно говоря, я завидовал композиторам, потому что они похищали у меня девушку. Хедикэ на самом деле целиком отдавалась музыке. В эти моменты сердце ее билось быстрее, дыхание учащалось, и она покусывала края губ. В наиболее волнующих, страстных местах она даже вскрикивала.
— А что происходит теперь? Знаешь?
— Теперь? Погоди-ка! Гномы танцуют в лесу.
— Черта с два! — сердито сказала Хедикэ. — Это султан, огромный, толстый султан. Не слышишь, как торжественно звучит музыка?
— Ты уверена, что это не гномики?
— Уверена, — ответила девушка. — Прислушайся к литаврам!
— Восхитительно! На языке музыки можно сказать все. Мне кажется, я вижу, как он появляется со свитой придворных…
— Тише! Да не мели ты все время!
— Прости, но ты начала!
— Тсс! Я хочу слушать музыку!
В тот вечер я был в плохой форме: ничего не мог отгадать, не ответил ни на один вопрос. Это сделало меня раздражительным. «Как безбожно длинна эта симфония», — думал я. «Если Хедикэ захочет прослушать до конца все пятнадцать симфоний этого Шнуреггера, я сойду с ума!»
— А что происходит сейчас?
— Сейчас в лесу танцуют гномы.
— Черта с два! — ответила девушка. — Река вышла из берегов. Ударили в набат. Слышишь?
— Ничего я не слышу.
— Ты просто глухой. Вода прорвала плотину…
— А по-моему, это гномики. Гномики танцуют в лесу,
— Т-с-с! Ни слова! Я хочу наслаждаться музыкой!
— Пожалуйста. Извини.
Мы слушали музыку, одиннадцатую симфонию Шнуреггера. А может, десятую. Я постоянно путаю эти два опуса, хотя уже много раз слышал их по милости Хедикэ.
— А что происходит сейчас? — взволнованно спросила она, когда духовые подхватили мелодию, которую вели смычковые.!
— Сейчас я ухожу. Ухожу, и ты никогда больше меня не увидишь!
— Черта с два! Гномики танцуют в лесу, — произнесла с закрытыми глазами Хедикэ и не заметила, как я вышел из комнаты.
Продолжение следует
Я зашел к своему другу Гезе и застал его за сочинением стихов.
Увидев меня, он спрятал рукопись. Я спросил, что он пишет. Он ответил: список белья, которое надо сдать в прачечную. Однако под огнем моих перекрестных вопросов признался, что работает над пьесой в стихах. Если б я услышал, что Геза построил из спичек здание парламента, я ни капли не удивился бы, но то, что он работает над пьесой, ошеломило меня.
— А как она называется?
— «Ромео и Джульетта», — опустив глаза, ответил Геза.
