Архивы Дрездена: Доказательства вины. Белая ночь - [276]

Если бы у меня имелось время вздохнуть с облегчением, я бы наверняка это сделал. Но у меня его не было. Все мое внимание, все мои эмоции сосредоточились в это мгновение на кончике моего жезла.

— Fuego! — выкрикнул я.

Огненная струя толщиной в хороший телеграфный столб вылетела из жезла, ударила в землю в двадцати футах от нас и, отразившись от нее, понеслась к Витто.

Все-таки он был быстр. Он едва успел заметить, что его пули не достигли цели, когда огонь обрушился на него, — и все же он отпрянул в сторону в отчаянной попытке увернуться. При этом Витто оказался в точке, дававшей ему возможность прямого выстрела в нас мимо хорошо видимого защитного Родригесова облака, и рука его мгновенно дернулась к поясу и сорвала с него один из метательных ножей.

Будь он смертным, он бы впустую тратил время и силы. Начнем с того, что метательные ножи в реальном бою почти бесполезны — это только в кино или по телевидению каждый раз, когда кто-то бросает нож, это кого-то убивает. Ш-шух-х-х! — и он уже торчит по рукоять в чьей-то груди, прямехонько в сердце. Или глюп! — и он погружается в горло несчастной жертвы, которая, конечно же, сразу умирает. Настоящим ножом трудно убить, разве что метнувшему отчаянно повезет. Настоящий нож, даже если попадет как надо, острием, обычно наносит несмертельные, хотя и болезненные раны.

Но конечно, когда настоящие люди бросают настоящие ножи, они не сообщают им скорости двести миль в час. И у большинства не имелось возможности попрактиковаться в этом на протяжении нескольких столетий.

Нож блеснул на лету, и если бы я не выставил вперед плечо, спрятав за него лицо, лезвие вполне могло бы угодить в мою незащищенную шею и убить меня. Вместо этого острие ударило под углом, в заговоренную кожу плаща, и нож, описав в воздухе дугу, звякнул об пол.

Витто упал и перекатился, приглушенно вскрикнув от боли. Левая его нога горела до колена, но он не терял самообладания и продолжал кататься по каменному полу, сбивая пламя. Собственно, это спасло его от моего следующего разряда. Струя пламени промахнулась на какой-то фут и, ударив в тонкую завесу водопада за троном, мгновенно превратила ее в пар. Рядом со мной Рамирес выпустил новый заряд зеленой энергии.

— Гарри! — заорал Рамирес.

Я повернул голову как раз вовремя, чтобы увидеть Мадригала, несущегося к нам со своей пикой в руке. Рамирес метнул в него порцию своего зеленого света, но та разбилась о невидимый барьер в футе от тела вампира. Письмена на черных лентах, повязанных у Мадригала на запястьях, вспыхнули золотистым сиянием. Что ж, все ясно. Рамирес выпалил еще раз — снова впустую.

— У него оберег! — крикнул Рамирес.

— Назад! — рявкнул я: с другой стороны на нас уже набегал Витто.

На бегу Витто успел перезарядить свой пистолет, выкинув пустую обойму и вставив новую. Я поднял руку с браслетом-оберегом, изготовил его — и помедлил долю секунды, чтобы точно угадать со временем.

Рука Витто вскинулась, и он открыл огонь.

Я выставил защитное поле в самое последнее мгновение — плоскостью, перпендикулярной полу. Рамирес успел нырнуть под него, укрываясь от выстрелов. Двадцать или тридцать пуль, выбив из невидимого барьера снопы искр, отрикошетили более-менее в нужном мне направлении — в сторону Мадригала Рейта и его магической обороны.

Хитроумные ленты на его запястьях, похоже, все-таки не предназначались для защиты от физических тел: одна из пуль с противным чмоканьем прошила ему бедро, выбросив в воздух облачко бледно-розовой крови. Он взвыл и пошатнулся, выставив руку в попытке сохранить равновесие, прежде чем рухнул.

— Опускай! — крикнул мне Рамирес.

Рука его метнулась к пистолету, и он выхватил его прежде, чем Мадригал успел опомниться.

Я чуть сдвинул щит, открыв Рамиресу окно для стрельбы, сделал пару шагов в сторону, уводя за собой Витто, а потом превратил поверхность щита из прозрачной в зеркальную.

Пистолет Рамиреса загрохотал у меня над ухом — не беспорядочным треском стрельбы наугад, а одиночными, выверенными выстрелами.

Витто отреагировал на стрельбу и внезапно возникшую перед ним зеркальную стену размером десять на восемь футов вспышкой бешеной ярости. Он швырнул разряженный пистолет в непонятно откуда взявшуюся и набегающую на него фигуру, прежде чем до него дошло, что это лишь его собственное отражение. Тяжелый пистолет ударился о щит с такой силой, что металл не выдержал и оружие разлетелось на куски.

Витто сбавил скорость и вытаращил глаза. Я не могу винить его в этом. Я бы и сам сдурел, если бы мой соперник внезапно превратил открытое пространство в стену хореографической студии.

Тут он снова ринулся вперед и сделал нечто такое, чего я не ожидал. Оттолкнувшись от пола, он взмыл в воздух футов на десять или двенадцать, перемахнул через верхнюю кромку моего щита, а когда приземлился, в обеих руках у него блестело по ножу. Я едва успел выбросить вперед правую руку в отчаянной попытке отбить нож. Лезвие плашмя ударило меня по руке выше запястья, где ее защищал рукав плаща, — и это хорошо. Гораздо хуже то, что рукоять ножа с силой врезала мне по запястью и рука мгновенно онемела. Второй нож со свистом разрезал воздух у меня над ухом, промахнувшись на какой-то дюйм.